В большом чемодане лежал объемистый мешок с надписью «Асе».Вот в него-то я и залезла.

Там было много разных пакетов. В некоторых из них лежало подве одинаковых вещи. Это значит, вторая шмотка предназначается Мотьке.

Зазвонил телефон.

— Ася, тебя! — крикнула Липочка.

— Алло!

— Ася, добрый вечер, это Митя.

— А, привет!

— Ася, я хочу извиниться, я тебя уговаривал вечеромвыйти, а сам не пришел, но так получилось. Извини. Мне сказали, что тыприходила.

— Интересно! Откуда такая информация? У тебя что,осведомители на сквере свои, да?

— Можно считать, и так. Кстати, Ася, я тут на досугепоразмыслил о том, что ты мне рассказала. По-моему, это интересно, и я хотел быприсоединиться к вашему расследованию. Ты не возражаешь?

— Я-то не возражаю, но надо сперва посоветоваться сМатильдой. Если она согласится, тогда пожалуйста.

— И когда же Матильда вынесет свой вердикт?

— Завтра днем.

— Тогда ты мне сразу позвони.

— Обязательно!

— Ну пока!

— Пока!

С ума сойти! Еще сегодня утром я и мечтать не смела о такихотношениях с Митей! А теперь он мне звонит и сам напрашивается в компанию!Здорово!

Скоро пришла мама, и опять поднялся шум и гам. Опять всесидели за столом, дедушка шумно рассказывал о своих гастролях в Америке.

— Вообразите себе — идет концерт в Питсбурге, городбольшой, промышленный, богатый. Отличный зал, концерт, чувствую, удачный,слушают великолепно. Дело движется к концу первого отделения. Вдруг откуда нивозьмись после очередного номера на сцену взбегает какая-то дама с букетом, скажемпрямо, далеко не первой свежести дама, и бросается ко мне, я вежливо улыбаюсь,и тут вдруг она обо что-то спотыкается и во весь рост плюхается буквально кмоим ногам. Мой аккомпаниатор чуть не падает со стула от смеха. А я, какджентльмен, поднимаю упавшую даму, которая, едва поднявшись, повисает у меня нашее и ревмя ревет при этом. Публика валяется от хохота, аккомпаниатор рыдает, амне что прикажете делать? У меня у самого все внутри дрожит от смеха, но ядолжен держать марку — осторожно, с сочувственным выражением лица, пытаюсьотцепить от себя даму, но не тут-то было — она держит меня мертвой хваткой.Концерт на грани срыва! Тут из-за кулис выскакивают два дюжих молодца изадминистрации и хватают мою даму под белы руки. Но куда там! В зале уже стонстоит. Я думаю, может, мне вот так, с дамой на шее, уйти за кулисы, но понимаю,что публика тогда просто умрет со смеху. Вот и стою как пень. И вдруг меняосенило. Я обнял даму и поцеловал в губы. Было довольно противно, но искусствотребует жертв. И это был правильный ход. Дама обмякла в моих объятиях, имолодцы тут же ее уволокли. Грянул гром аплодисментов! Оно, конечно, хорошо, нопродолжать концерт при таком настроении зала просто немыслимо. Пришлось мне намоем неважном английском сказать, что ввиду происшедшего антракт объявляетсяраньше времени, однако все, что заявлено в программе, будет исполнено. Ковторому отделению публика успокоилась, и концерт прошел на ура.

— Да, чего только не бывает с вашимбратом-артистом, — сказал Михаил Михайлович, старый дедушкин друг,врач-офтальмолог.

Утром я проснулась от дедушкиного голоса:

— Анастасия, сколько можно дрыхнуть! Немедленновставай! Я хочу с тобой общаться, а не смотреть на сонную тетерю! Через десятьминут чтобы была на кухне!

Конечно, я вскочила как ужаленнная и помчалась в ванную.

Через 10 минут ровно я вошла на кухню, где дедушка и мамауже сидели за столом.

— Татуша, а что это за история с Альбининымдухом? — спросил вдруг дед.

— Понятия не имею. Я же все проспала, тебе уж Аськанаверняка доложила. Но три свидетеля все же есть — Ася, Мотя и Липа. Они всеслышали и видели.

— Да что же они видели?

— Нет, папа, видеть, они, кажется, ничего не видели.Разве что как Альбина билась головой о рояль!

— Бедный рояль! А у нее ведь очень хороший инструмент,«Бехштейн», жалко его!

И тут раздался звонок в дверь. Мама пошла открывать, и донас донесся голос Ненормы.

— Таточка, с добрым утром! Я зашла тебе сказать, чтозавтра вечером по московской программе будет интервью со мной по поводу моегодуха. Я там и о тебе говорю.

— Господи, да я-то тут при чем? — изумилась мама.

— Тата, кто там? — крикнул дедушка и подмигнулмне.

— Это Альбина! Альбиночка, заходи, хочешь кофе? —предложила мама.

— С удовольствием!

Когда Ненорма появилась в дверях, дедушка галантно встализ-за стола и поцеловал ей руку.

— Садись, Аля, — сказал он приветливо. —Угощайся. Говорят, у тебя странные дела творятся?

— Вы уже слышали, Игорь Васильевич? Каждую ночь, каждуюночь он приходит.

— И все музицирует?

— Да!

— Интересно было бы послушать!

— Да ради Бога, Игорь Васильевич! Буду счастлива! Хотьсегодня!

— Ну, голубушка, куда так торопиться, если он являетсякаждую ночь, то мы еще успеем, а, впрочем, может, и сегодня, я просто пока незнаю, как у меня сложится день.

— А завтра вечером, я уже говорила Тате, по московскойпрограмме будет интервью со мной по поводу духа.

— Интервью по поводу духа? — переспросил дед, и явидела, что он едва сдерживает смех. — И что же ты там говоришь?

— Ах, зачем я буду все пересказывать, вот завтра сами ипосмотрите.

— Непременно, голубушка, непременно! Уж я такойвозможности не упущу. Пятьдесят шесть лет живу на свете, а интервью по поводудуха еще не слыхивал. Ну что ж, приятно было поговорить, но мне поразаниматься.

И с этими словами дедушка ушел к себе.

Оттуда и впрямь вскоре донеслись звуки его голоса. Онраспевался.

— Какой божественный голос! — воскликнула Ненорма.

Мы с мамой промолчали. Не будешь же в самом деле вторить ей:«Да, божественный!» Мы это и сами знаем. Но молчим. Из скромности.

В театре у мамы сегодня выходной, но она спешила на радио, унее там какая-то запись. Они ушли вместе с Альбиной.

А я позвонила Мотьке.

— Матильда! Приходи скорей!

— Что там у вас?

— Ничего. Дома только дед. Он занимается, к нему сейчасАлександр Ефимович придет. Так что давай приходи!

— Бегу!