Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, если бы Дракула был женат, то его супруга вполне могла бы именоваться мадам Дракула.
Эта простая логическая операция примирила меня с необычной кличкой.
Мы медленно шли по набережной, Прорва впереди, Дракула — сзади, а я посередке.
В мою спину упиралось круглое дуло, чуть щекотавшее лопатку.
Как раз там, где сердце.
Мы достигли памятника Лермонтову. Поэт задумчиво склонился над чугунным листом бумаги и не обращал на нас никакого внимания. Дракула приказала мне остановиться.
Легкий щелчок — и моя рука оказалась прикованной к запястью великого русского поэта.
— Вот и славненько, — произнесла Дракула, убирая пистолет в наплечную кобуру, спрятанную под шерстяной кофточкой грубой вязки.
— Теперь можно и поговорить, — приблизилась ко мне Дракула, — а то тогда в сортире ты так быстро отрубилась, что мы даже не успели познакомиться.
И она со всего размаха съездила мне по щеке.
Удар у нее был тяжелый.
Губа сразу опухла, а крохотный фианит на ее перстне распорол мне щеку.
Я чувствовала, как по щеке сбегает струйка крови, и с ужасом поняла, что несколько капель уже упали на мой белый шарфик.
Следующий удар нанесла Прорва.
Она предпочла для физических упражнений мой живот.
Вернее, солнечное сплетение.
А это было очень неудобно, так как естественная реакция для человека, когда его бьют в солнечное сплетение, — согнуться пополам.
Мне же не давали этого сделать наручники и кисть Михаила Юрьевича Лермонтова, к которой я была прикована.
— Тебе говорили? — Это осведомилась Прорва, снова ударяя меня в живот.
— Тебя предупреждали? — вторила ей Дракула, разбивая мне нос.
Шарфик был загублен окончательно.
— Так куда же ты суешься, тварь?! — уже кричала Прорва, хватая меня за ухо и поворачивая его на сто восемьдесят градусов.
— В следующий раз тебя просто уроют, — пообещала Дракула, ограничившись подзатыльником.
Очевидно, для контраста со следующим разом.
— Хватит об нее руки марать, — сплюнула Прорва. — Кровища сейчас опасна. Вдруг у нее СПИД?
— И то правда, — согласилась Дракула.
Обе бандитки, мгновенно преобразившись в прогуливающихся дам предпенсионного возраста, чинно удалились в сторону конечной остановки троллейбуса, идущего в город.
Я осталась вдвоем с Михаилом Юрьевичем.
Дождавшись, когда злобные истязательницы скроются из виду, я, изловчившись, достала из сумочки булавку и стала ковыряться в замке американских самозатягивающихся наручников.
— Мама, а почему эта тетя залезла на пьедестал? — услышала я сбоку детский голосок.
— Тише, детка, — шикнула на ребенка мама. — Тете захотелось рассмотреть дядю Лермонтова поближе.
Я, вполголоса чертыхаясь, возилась с наручниками, боясь поднять заляпанное кровью лицо.
— Я им покажу «Княжну Мэри»! — бормотала я. — Я им устрою «Бородино»!
Наконец замок поддался.
Оставив браслет наручников на запястье чугунного поэта, я спустилась к воде и умыла лицо.
Отфыркавшись и сверив в зеркальце свое теперешнее состояние с прежним, я пришла к выводу, что мой фасад не так уж сильно попорчен.
Я снова закурила, ощущая на распухших губах соленый привкус крови.
Кому-то я очень мешаю. И, по-моему, это здорово.
Меня остановил первый же милицейский патруль.
— Ваши документы! — небрежно козырнул лейтенант.
Пока он тщательно изучал мой паспорт, я стояла в нетерпеливом ожидании.
Протянув мне назад красные корочки, милиционер подозрительно осмотрел мое лицо и на всякий случай поинтересовался:
— Какие-то проблемы?
— Поцапались с подружкой из-за паренька, — ответила я, стараясь казаться как можно более легкомысленной. — Она говорит, что он похож на Бельмондо, а я этого француза терпеть не могу.
— А-а… — протянул лейтенант. — Тогда, конечно…
Встреча с милицией побудила меня совершить звонок давнему приятелю из органов внутренних дел.
Миша Кленов в свое время был обычным карманником, но воровская романтика сильно проигрывала романтике милицейской, и Миша переметнулся на другую сторону баррикад.
Его, разумеется, приняли с распростертыми объятиями.
Человек он был неплохой, хотя и без четких нравственных устоев.
Но мне в данном случае нужна была информация, а не проповедь.
— Здравствуй, Миша, — проворковала я в трубку. — Сколько лет, сколько зим.
— Две зимы и три лета, если быть точным, — весело ответил мне Кленов. — И поскольку я знаю, что просто так ты бы не позвонила, то давай выкладывай, что там у тебя стряслось.
— Меня побили, — честно призналась я. — Второй раз за эти два дня. И причем — те же самые люди.
— Ну ты даешь! Наверняка ты кому-то перебежала дорожку, и тебя приняли за черную кошку. А как выглядели эти парни? Ты сможешь дать их описание?
— Это были не парни, Миша, — грустно сказала я.
Не успела я продиктовать приметы обоих существ женского пола — назвать их женщинами у меня просто не поворачивался язык, — как Мишка Кленов радостно воскликнул:
— Да это наши старые знакомые! Одну зовут Маша, другую Катя…
— При мне они называли друг дружку более неприятными именами.
— Ну да, точно. Прорва и Дракула. Могу сообщить тебе, что дамочки эти — очень крутые, с богатым прошлым, кровавым настоящим и, боюсь, очень печальным будущим.
— А ты не бойся. Судьба их накажет, это несомненно. Но мне хотелось бы знать, насколько самостоятельны эти… существа?
— Ты смотришь в корень, Танечка. Время вольных стрелков давным-давно прошло. Сейчас никто не работает в одиночку, кроме тебя. Кстати, не хочешь ли к нам в следственный отдел? Зарплату, правда, задерживают, но всегда есть возможность…
— Не хочу, — твердо сказала я. — Так на кого работают Маша и Катя, то бишь Прорва с Дракулой?
— Про Еву Браун слышала?
Меня передернула нервная дрожь.
Разумеется, я не предполагала, что мои обидчицы состоят в астральном контакте с покойной любовницей, а впоследствии и супругой Адольфа Гитлера.
Все было гораздо прозаичнее.
Ева Браун была довольно авторитетным деятелем областного уголовного мира.
В ее подчинении имелась маленькая, но вполне боеспособная армия, состоявшая преимущественно из женщин.