Она весьма экономно зачерпнула кружкой воды из бачка, совсем ненамного уменьшив ее количество – там все еще оставалось достаточно, даже дно было прикрыто, и точно хватило бы на пару кружек, чтобы всем напиться, даже, может быть, самой Норе.

– Сколько воды у нас в холодном сарае? – спросила Нора.

– Откуда ж мне знать, мэм.

– Что ж, пока не выяснишь, больше воды бабушке не давай.

Джози принялась поспешно напяливать свою шляпу. На лице у нее было написано: «Ой, я так виновата, мэм!» – и подобное выражение у нее появлялось даже слишком часто, поскольку она совершала поистине невероятное количество всевозможных ошибок и прегрешений, чтобы чувствовать себя виноватой. У Джози были такие же ореховые глаза и широкий лоб, как у Эммета и у всех их шотландских родичей, разбросанных по всему свету. Ее щеки и шея были усыпаны светлыми веснушками, которые приобретали ярко-розовый оттенок, стоило ей полсекунды пробыть на солнце. На переносице у нее уже образовался смешной пучок из трех морщинок – она так морщила лоб каждый раз, когда ее ругали или заставляли делать что-то неприятное, – и Нора порой даже корила себя за то, что из-за нее у девчонки появились эти морщинки, следы душевных переживаний. Они вполне могли теперь остаться у нее навсегда, хотя все же бывали периоды, когда у Норы не возникало причин для выговоров, а у Джози – для обид.

Девушка вышла в коридор и, проходя мимо Тоби, ласково провела рукой по еле заметному ершику его отрастающих волос. Мальчик перехватил ее руку и выпалил свистящим шепотом, думая, что его больше никто не слышит:

– А мама сказала, что никакой это не след дьявола! Она говорит, что это вообще на след копыта не похоже!

Джози наклонилась к нему ближе, и на спине у нее проступили лесенкой темные полоски – редкий признак того, что Джози, как и все простые смертные, способна вспотеть. Что ж, и ее, в конце концов, женщина родила.

– А на что это, по-твоему, похоже? – спросила она, тоже считая, что говорит шепотом, и уверенная, что Нора не видит, как она слегка пожала плечами, услышав заявление Тоби, не видит и того, что ее волосы касаются короткой щетинки отрастающих волос мальчика. Тоби уверенно сказал:

– По-моему, это точно следы.

– Значит, так оно и есть. Ведь сердцем мы видим зачастую куда лучше и правдивей, чем глазами.

Высказав столь глубокую философскую мысль, Джози двинулась к двери. Глядя на ее дурацкую шляпу, украшенную пухлыми подсолнухами из джута, Нора испытывала сильное искушение сбить ее на землю – особенно когда шляпа, чуть подскакивая, проплывала прямо под окном кухни. Можно было бы, конечно, «нечаянно» приоткрыть ставню, но от этого и сама хозяйка шляпы могла запросто рухнуть на землю, и тогда весь день пошел бы насмарку: смущение, слезы, упреки, вода, зря потраченная на умывание Джози, и время, зря потраченное на вызов врача и заклеивание этого бледного лба. А ведь не далее чем вчера вечером они все это уже имели по полной программе.

Мысли Норы вернулись к запасам воды. Итак, в доме оставалось две или, может, две с половиной кружки воды. Если в городе удастся раздобыть хотя бы один бурдюк, а потом еще вскипятить сколько-то воды из бочки со стоялой дождевой водой, то бочонок на кухне удастся наполнить почти наполовину. А им доводилось иной раз и на меньшем количестве целый день прожить. Значит, пока что терпеть жажду придется только ей самой – а это куда легче осуществить, когда не видишь, как пьют другие.

Вскоре, например, неизбежно заявится мрачный Тоби: «Мам, я пить хочу».

– Водички дать?

– Нет, не надо. Я же знаю, как ужасно ты беспокоишься, что ее мало.

– Там еще немножко кофе осталось, хочешь?

Тоби поморщился: «Он же позавчерашний!» – но все-таки встал на цыпочки и заглянул в кофейник.

– Послушай, Тоб, мы с тобой насчет этих следов договорились или нет?

– Да, мам.

– Тоби.

– А вот папа мне бы поверил!

Да, никаких сомнений, подумала Нора и спросила:

– Так почему бы тебе не показать папе эти следы, когда он вернется?

– Долан говорит, что папа вообще больше не вернется.

Тоби захлопнул крышку кофейника и принялся выбирать два куска кукурузной лепешки помягче – один для себя, второй для бабушки. Если утром после внезапного исчезновения сыновей у Норы еще было намерение простить их, то теперь от подобных желаний не осталось и следа. Сколько же можно просить, увещевать и предостерегать, сердито думала она, чтобы эти несносные дурни поняли, что в присутствии Тоби ни в коем случае нельзя вести неосторожных разговоров. От него никогда ничего не ускользает. Он всегда ко всему прислушивается и вечно что-то обдумывает про себя – особенно в такие моменты, когда всем кажется, будто он ничем не занят. Тоби – очень впечатлительный и восприимчивый ребенок, внушала она старшим детям, стараясь выражаться максимально дипломатично – да, именно восприимчивый, более восприимчивый, чем любой из них: чем папа, чем Джози, чем она сама, Нора, и даже чем Долан, который, по его же собственной оценке, был образцом восприимчивости и без смущения говорил, что он столь же восприимчив, как греческие поэты, то есть способен воспринимать все вокруг и с удовольствием об этом рассказывать. Что ж, вот он, результат их вечной недооценки восприимчивости младшего братишки: Тоби вчера подслушал их ссору, и это не просто его напугало, но и, естественно, пробудило в его душе все другие страхи насчет отпечатков раздвоенного копыта и прочей дьявольщины, о которой, видимо, как раз и говорилось.

– Миссис Ларк! – Нора была настолько погружена в путаницу собственных мыслей, что и не заметила, как под окном пронеслась жуткая шляпка Джози, а через мгновение на пороге появилась и она сама, насмерть перепуганная. – Миссис Ларк! Там в наш холодный сарай кто-то забрался!

* * *

– Оно там. – Джози потянула ее за руку. – Видите?

Холодный сарай торчал, словно присев на корточки в зарослях низкорослых дубков, на дальнем краю двора, но сквозь густые ветки ничего разглядеть было невозможно, лишь слабо поблескивала в солнечных лучах, пробившихся сквозь листву, жестяная крыша. Щелястая дверь была чуть приоткрыта и хлябала на ржавых петлях, слабо постукивая о косяк.

– Что там такое?

– Я не знаю, мэм. Оно дверь изнутри чем-то подперло.

– Но это человек или… – Нора все-таки в последнюю секунду решила сменить направление, – животное?

Но было уже слишком поздно.

– Это чудовище, – обреченно промолвил Тоби и затих в объятиях Джози. Сейчас он больше походил на маленького мальчика из дешевой десятицентовой книжки сказок, чем на настоящего ребенка, и от этого снедавшее Нору беспокойство вылилось в приступ раздражения.

– Если вас обоих послушать, – сказала она, – так мы, пожалуй, живем где-нибудь на луне Гершеля.

Нора вернулась в дом, взяла стоявшее за кухонной дверью ружье и решительно направилась через двор к сараю. Солнце слепило ей глаза. По ребрам из подмышек ползли две противные щекочущие струйки пота, и она отчетливо чувствовала его запах, а заодно и запах своей одежды, без нужды напоминавший, как давно все у них в доме требовало стирки.