Кирстин отстранилась так же быстро, как и придвинулась к Рею минутой раньше. Теперь уже Брюс был бледен как мел.

– В Европе сейчас многие считают, что нужно давать молодёжи возможность самовыражаться, – сдавленным голосом произнёс он, – но мне всякий раз хочется спросить: как быть, если их самовыражение оскорбляет то, во что верим мы?

– Кто это «Мы»? – игриво спросила Кирстин.

– «Мы» – те, кто делает этот мир таким, каков он есть.

Кирстин в один миг стала серьёзной.

– Знаете, мистер Мерсер, лично мою жизнь куда сильнее изменил Реймонд, чем вы. Ума не приложу, где вы были, когда он накладывал отпечаток на наш мир.

Ей захотелось встать и уйти, но она покосилась на Реймонда и осталась сидеть.

Только когда все трое уже вышли из-за стола и стали расходиться по своим комнатам, Рей задержал её, поймав за локоть – впервые за все прошедшие после ссоры дни он коснулся Кирстин первым.

– Если бы я вёл себя так при твоём отце? – слова звучали серьёзно, но в глазах, тоже впервые, мерцали шальные искорки.

– Может, он бы тогда немного поумнел, – Кирстин вывернулась из рук Рея и пошла к себе.

– У меня сложилось ощущение, что вы с Брюсом не очень ладите?

Тем вечером Кирстин впервые за прошедшие недели сама пришла к Реймонду в кабинет, заметив в окнах свет – хотя время уже перевалило за двенадцать часов.

Рей в последние дни по большей части пребывал в разъездах, оставляя Кирстин в неведении относительно того, чем занимается без неё. Дома он почти не бывал и работать предпочитал в офисе, но в этот вечер всё выглядело так, будто он попросту не знал чем себя занять.

Сама Кирстин тоже не спала и не хотела ложиться спать. Она отставила в сторону порядком надоевший цветок и взялась за новый эскиз – одному из ребят, ходивших в студию Гравы вместе с ней, понравилась её змея, и он попросил сделать садового зайца. Кирстин позабавила эта идея, тем более что ей в последнее время было всё равно, что резать из камня – сам процесс увлекал настолько, что результат значения не имел. Ей нравилось наблюдать, как от плотного среза отходят белые тонкие листы, как прорисовываются в бесформенной махине чьи-то черты.

Слепок зайца и чертежи она сделала довольно быстро. Эта работа стала своего рода отдушиной, поводом забыть обо всём, что происходило в последнее время. А теперь она с удивлением смотрела на миролюбивое существо, которое нужно было переносить в камень, и невольно думала о том, как проста и приятна была её жизнь до того, как в ней появился Рей. Она думала о пунше в доме брата Лоуренса и о том, как они сидели в пабе за два квартала от кампуса и пили пиво, вкус которого Кирстин уже успела забыть. Вся эта жизнь казалась ном. Она нравилась ей – но Кирстин вовсе не была уверена, что хочет туда вернуться. Заяц принадлежал той, старой жизни и был своеобразным прощанием с ней, потому что Кирстин знала, что даже если Рей её отпустит, она не вернётся в Шотландию уже никогда.

Подойдя к окну, она разглядела свет в другом крыле. Комната вдруг показалась ей пустой. Пустой была вся эта жизнь, когда Рея не было в ней.

Воспоминания о визите Брюса всплыли в голове, и Кирстин решительно направилась к двери, ведущей в коридор.

Рей усмехнулся уголком губ и, подойдя к окну, замер, глядя на парк.

– Не совсем то слово, Кирстин. Я всегда был белой вороной в семье. Я всё и всегда делал не так. Я спал с кем попало, тратил деньги… Встречался не с теми людьми. Заводил не тех друзей. К тому же, у нас разные матери – отец развёлся с моей, когда мне было пять лет, но меня оставил при себе. Он ошибся – как говорил потом. А Брюс… Ну, он всегда был «герой». Всё делал так, как и хотел отец. Я ни на что не годился по сравнению с ним. Ему отец оставил фирму – а мне грёбаный отель, завязанный в криминал. Охрененный подарок на шестнадцать лет.

Рей замолк, переводя дух.

– В общем, Брюс – что-то вроде уменьшенной копии моего отца. А я всего лишь неудавшийся клон с одной ногой. Странно, что меня не вышвырнули на помойку ещё до того, как я повзрослел. Но едва появилась возможность отправить меня в школу с полным пансионом – отец ей воспользовался. И с тех пор мы виделись только на семейных торжествах. А вот Брюс… иногда приезжает ко мне. Для того, чтобы в очередной раз попросить подписать бумаги о передаче фирмы – но, подозреваю, скорее чтобы облить меня дерьмом.

– Тогда почему ты его пускаешь? – спросила Кирстин. Она шагнула к Рею и, замерев за спиной, опустила голову ему на плечо.

Рей вздрогнул, на мгновение оба ощутили неправильность момента, но Кирстин не шевельнулась, и Рей поспешил поймать её ладонь, чтобы не дать отступить.

– Будет глупо, если я скажу, что всё равно хочу с ним подружиться?

– Нет, – Кирстин едва заметно качнула головой и прикрыла глаза. Так близость тела Рея ощущалась только сильней. Ноздри заполнил аромат Caron’s Poivre, который Кирстин подобрала для него почти что год назад. —Я понимаю тебя.

Рей молчал.

– Не оставляй меня, Кирстин, – попросил он.

– Я не могу, – Кирстин отвернулась и высвободила руку, – я не могу быть с тобой, Рей. Ты человек, которого я ненавижу больше всего на Земле. И я не знаю, зачем ты сделал это со мной.

25 октября

На некоторое – совсем недолгое – время Реймонду показалось, что между ним и Кирстин протянулась незримая нить. Та не оттолкнула его и не забыла, когда могла бы это сделать, и Рей почувствовал, что в сердце зарождается подобие надежды.

Оставшись в одиночестве после отъезда брата, он тщательно обдумывал всё, что произошло, и пытался разобраться в том, что хотя бы недолго позволило ему ощущать подбородок Кирстин на своём плече.

Кирстин не волновали подарки – она принимала ровно то, что требовалось, чтобы жить. Но тогда, полтора года назад, когда они ещё не виделись лицом к лицу, Кирстин не уставала спрашивать Рея обо всём, что касается его самого. Рей избегал ответов, потому что не мог позволить их себе. Но теперь ему нечего больше было скрывать. Всё, о чём Рей так боялся говорить, Кирстин уже знала.

Именно сейчас, как никогда, Рей хотел бы рассказать ей о себе и своей семье. Но именно теперь просто позвать к себе Кирстин и завести с ней разговор он не мог.

Рей решился на план, который бы позволил ему перейти разделившую их черту. Кирстин пока ещё не отказывалась его сопровождать, хотя и вела себя при этом как самый плохой коммерческий эскорт – сидела, высоко задрав нос, и не упускала ни малейшей возможности причинить Рею боль.

И всё же это было лучше, чем не видеть её совсем, потому ко дню рождения Кирстин Рей купил билеты в Гранд-опера́, где Кирстин всегда мечтала побывать.

Каково же было его разочарование, когда именно на вторник, за день до того, как они с Кирстин должны были уезжать, Энскиллу удалось назначить переговоры с американскими дилерами, которых Рей ждал почти целый год.