Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За спиной Рэя раздаётся ещё один выстрел. Дело приобретает совсем нешуточный оборот. Хуже всего то, что на склоне горы Кенн как на ладони: он просто лёгкая мишень, и пуля в его голове – это только вопрос времени.
Рэй оглядывается назад. Преследователи ещё далеко, но они бегут по ровной поверхности, а Кенн – забирается вверх. Он понимает, что очень скоро расстояние между ними сократится до дистанции достаточной для одного точного выстрела из карабина, пусть и не оснащённого оптическим прицелом.
Пса Рэй не видит: наверно, тот скрылся за очередным валуном.
Действуя больше на инстинктах, Кенн резко сворачивает влево, к осиннику и оврагу. Он сбегает вниз, ломая тонкие оголённые деревца и ветки кустарников. По самому дну оврага, меж камней, клокочет и бурлит горный ручей. Рэй перебирается на другой его берег и начинает быстро подниматься вверх по откосу. Когда он оказывается по другую сторону оврага, то впервые слышит злобный лай догоняющей его собаки.
Неожиданно на смену стоящему над котловиной мёртвому штилю с вершины Айрантс-Гил вниз по уклону прокатывается волна холодного, обжигающего лицо ветра, а за ним, из низко висящих свинцовых туч, низвергаются огромные хлопья снега.
Рэй оглядывается назад. Снег валит сплошной стеной, и эта стена отрубает лай пса. Но только лай. Сам пёс показывается на противоположной стороне оврага, продолжая со злобой и остервенением преследовать Кенна.
Рэй вскидывает свой «Везербай». Раздаётся выстрел.
Он видит, как по белому покрывалу снега вниз по склону оврага катится визжащее в смертельной агонии животное, а за ним тонкой полосой стелется рубиновый след крови.
Рэй продирается сквозь жидкую полоску осинника и невысоких берёз. Впереди полоса курума. Какое-то время он пытается бежать вверх по откосу, вдоль самого края каменной реки. Но пространство между двух полос – деревьев и камней – настолько узкое и неудобное, что почти лишает всякой возможности двигаться быстро.
Ему не остаётся ничего другого, как форсировать каменный поток. Рэй ступает по сланцевым, наваленным друг на друга серым плитам. Полоса курума, тяжело проходимая даже в сухую погоду, в снегопад становится просто убийственно опасной.
Уже на середине каменной реки Рэй поскальзывается и выпускает из рук карабин. «Везербай» падает в одну сторону, Кенн в другую. Приподнявшись, он тянется за ремнём валяющегося в паре ярдов от него карабина, но «Везербай», словно живой, убегает от него. Он движется. И не вниз по склону, а валится внутрь раскрывшейся в теле каменного потока расщелины. Между тем плита, на которой поскользнулся Рэй, покачнувшись, наклонилась в сторону расщелины и Кенн, как пойманный невидимым великаном приз в игровом автомате, лихорадочно цепляясь руками и ногами за тяжёлые каменные блоки, медленно заскользил в разверзшуюся бездну.
16. Карта Гильзентера. Часть вторая
Арон Гильзентер долго вынашивал идею обследования района горы Айрантс-Гил. Он был слишком заметной фигурой для того, чтобы спокойно выехать отдохнуть к северному побережью, подышать свежим, бодрящим морским воздухом и полазить по скалистым горам в поисках вдохновения к очередному своему шедевру. Господа папарацци не зря едят свой хлеб, и рассчитывать на то, что его оставят в покое, один на один с дикой природой, было глупо.
И тогда Арон написал сценарий «Цветов гнева», уговорил своего старого друга, режиссёра Винсенте Гальварди, сменить тёплое побережье итальянской Ривьеры на холодный берег северной Элленаи. Старина Гальварди был мало известен широкой публике, снимая в основном малобюджетные арт-хаузные фильмы. Но к началу 80-х годов прошлого века, когда в Италии наметился затяжной спад интереса к отечественному кинематографу, снять что-то стоящее, пусть даже за малые деньги, а тем более не в русле мейнстрима, стало практически невозможным. Кто-то, как Феллини21, благодаря своему огромному авторитету, ещё мог надеяться на постановку очередной картины. Другие, как Бертолуччи22, переключались на международные проекты. Те же, кто не имел ни своих людей в Чинечитте́23, ни твёрдых шансов собрать хорошую кассу в прокате, были вынуждены прозябать в нищете и безвестности.
Приглашение малоизвестного иностранного режиссёра, спорная тематика фильма и далёкие от тёплых пляжей Арк-Родрэма места съёмок, как и ожидал Гильзентер, не вызвали особого восторга у журналисткой братии. Таким нехитрым способом съёмочная группа избавилась от нежелательных соглядатаев и на долгие полгода зависла в посёлке, специально отстроенном для съёмок картины.
Чтобы придать вес и значимость своему желанию видеть в режиссёрском кресле новой киноленты именно Винсента Гальварди, Арон в своём письме к нему отправил одну из карт Таро, которая символизировала победу и успех. Это была седьмая карта старших арканов – Колесница.
17.
Opus
39
Рэй находится в тёмном зале. Он вертит головой в разные стороны, но ничего не видит, зато чувствует, что он здесь не один. Рядом с ним кто-то есть. Рэй не слышит их, но ощущает, как они переговариваются между собой и даже смеются. Этот странный тёмный зал, эти неслышные голоса и невидимые лики окружающих людей совсем не вызывают у Рэя страха. Наоборот, он предчувствует что-то волнительное, таинственное, то, чего ждал давно и что вот-вот случится.
Рэй охватывает ладонями подлокотники кресла, в котором он так уютно сидит. Какое большое кресло. Он даже не достаёт ногами до пола. Зацепив ногу за ногу, он опять царапает лодыжку о колючую пряжку на сандалиях, которые ему купила мама в начале лета. Это у него последнее лето перед школой, когда можно бесшабашно бегать по двору, кататься на велике и купаться в озере. Конечно же, купаться втихую. Если об этом узнает мама!… А ещё хуже – отец!…
Рэй доедает мороженое. Как всегда, он не уследил и сладкая капля упала на его рубашку. Да ещё и руки липкие. Раз уж рубашка испачкалась, то теперь, пожалуй, можно об неё вытереть и руки.
Мама с папой где-то здесь. Они скоро придут. Но самое главное – сейчас занавес поднимется и начнётся спектакль. Ведь он здесь, чтобы смотреть спектакль. Мама так и сказала, когда собирала его сегодня вечером: «Мы идём на спектакль. Веди себя там хорошо. И главное, не болтай ногами, сидя в кресле, это так неприлично!». Хм, как можно сидеть в кресле и не болтать ногами? Мама такая странная.
Но вот утихли и едва слышимые голоса. Невидимый занавес поднялся, и послышались звуки рояля. Чья-то детская, ещё не умелая рука стала брать ноту за нотой. Казалось, вот-вот мелодия сфальшивит,