целует ее руку и провожает супругу к креслу. – Как славно, что ты решила зайти. Присоединяйся к нам, мы играем в забавную и познавательную игру. Нужно узнать философа по его изречению.

– О, но я… – Королева заметно нервничает. – Боюсь, супруг мой, что я совсем не знакома с трактатами древних мудрецов.

– Тогда вы можете просто послушать, ваше величество, – Моргана улыбается еще вежливее и приятнее Гвиневры. – Всегда полезно узнать что-то новое. Расширяет кругозор, не так ли? Позвольте привести вам пример. – Она картинно задумывается. – «Брак, если уж говорить правду, зло, но необходимое зло».

Королева вздрагивает.

Артур слушает, но не слышит.

– Сократ, – говорит он.

Солнце проникает повсюду, словно любопытный ребенок, и прогревает белые камни замка. Деревянные скамьи, установленные в саду, иногда горячи на ощупь. Небо по ночам не обугливается, а темнеет до глубокой бархатной синевы. Мантия здешней ночи расшита жемчужными нитями и заколота богатой серебряной пряжкой месяца или перламутровой брошью полной луны.

Под окнами горницы растет высокий каштан, в ветвях которого несколько птичьих семей свили себе гнезда. Когда ветер поет по ночам в пышной кроне, Моргане слышится колыбельная волн, убаюкивавшая ее в Тинтагеле, когда отец ее был еще жив.

Полуденный зной нагоняет дремоту, но жарким ли днем, влажной ли ночью Моргана никогда не видит в Камелоте снов, и видения не приходят к ней, и течение мыслей становится покойным, ровным и плавным.

Камни в ущельях ее разума зарастают мхом.

Ко двору прибывает король Лот Оркнейский, слепленный из той же глины, из которой был сделан Утер Пендрагон. Вояка, поднявшийся до короны, но сохранивший все низменные привычки. Лот расправляет аршинные плечи, зычно хохочет, отрясая листву с деревьев, и марширует по коридорам замка, шлепая служанок пониже спины. Знатные дамы, успев привыкнуть к тонкостям куртуазного обхождения, вслух поругивают его варварские обыкновения, но некоторые объявляют их «освежающими». Мол, вся эта грубость носит отпечаток античной простоты.

– «Что естественно, то не постыдно», – цитируют они то единственное, что усвоили из уроков Сенеки.

Дамы укладывают волосы на тяжеловесный римский манер и отказываются прятать их под уборами в знак «освобождения от условностей». Да, много наполненных утроб останется в Камелоте в напоминание о визите этого королька.

Однако встреча с Морганой поражает Лота до глубины его неглубокой души, превращая дикаря в плохого поэта, лепечущего что-то о красоте, подобной луне, и звездам, и всем небесным светилам, вместе взятым.

Гвиневра устраивает бал, на который приказывает всем явиться неузнанными для пущего веселия. Моргана тонко улыбается, прослышав об этом: при желании она могла бы нацепить на себя лицо самой королевы. Но сейчас это всего лишь игра, и она забавляется, появляясь под маской, сшитой из бархатных листьев. Влюбленный Лот принимает за нее некую прекрасную Энид (все дамы при дворе прекрасны, даже дурнушки) и преследует бедняжку по всему залу, моля подарить ему поцелуй любви. От смеха Моргана проливает вино на платье.

– Ах, дорогая сестрица, – воркует припорхнувшая к ней голубка, – как жаль, что вы скоро покинете нас.

Моргана оборачивается к Гвиневре, скрывающей лицо под маской из белых перьев. Разумеется. Сама простота и чистота.

– Почему вы так думаете, ваше величество?

– Потому, что на днях некий король попросит у Артура вашей руки, – сообщает королева заговорщическим тоном.

– И вы полагаете, я соглашусь?

– Отчего бы и нет? Лот Оркнейский знатен, богат и недурен собой.

– Лот Оркнейский обрюхатил треть ваших дам и считает, что «стоик» – это команда, которую отдают собаке.

– Если вы будете так разборчивы, сестра, то останетесь в старых девах, – любезно улыбается королева.

– Лучше уж так, чем супруг, не понимающий половины смысла моих речей, – любезно улыбается Моргана и приседает в реверансе. – Прошу меня извинить, сестра.

Она выходит на балкон, за которым открывается вечерняя тишина сада, и думает о Мерлине. Где тот путешествует сейчас? Какие диковины видит? Какие новые слова принесет с собою? Вернется ли вовсе? Она пытается представить себе мир «реальности», «гравитации», «эсхатологии» и «попкорна». Воображение рисует ей картины, сотканные из пугающего и удивительного. Ей хотелось бы приоткрыть врата в новые миры, но она не знает магии, которая на это способна.

– Лот Оркнейский довел прекрасную Энид до слез, – весело говорит Артур, появляясь из бального зала. – Вот это любовь, дорогая сестра, вот это страсть!

Моргана качает головой с самым серьезным видом.

– Я недостойна подобной страсти.

– Такой страсти никто не достоин, – смеется Артур. – О ней сложат поэмы!

Он останавливается с нею рядом, облокачивается на мраморный парапет, и некоторое время они молчат в тихом одиночестве, разделенном на двоих. За их спинами текут музыка и голоса, что кажутся очень далекими.

На Артуре алый плащ и маска из лепестков пламени.

«Укрощенный огонь», – думает Моргана.

– Тебе никогда не хотелось путешествовать с Мерлином? – спрашивает она.

– Конечно, хотелось. Но я не могу.

– Почему?

– Каждый должен быть на своем месте. А мое место здесь, в Камелоте.

– Ты уверен в этом?

Артур пожимает плечами.

– В любом случае я не знаю ничего другого. Мне принадлежит эта земля, и я за нее в ответе.

Она завидует его убежденности и пониманию своего назначения в жизни.

– Хотела бы я знать, где находится мое место, – шепчет она.

Она почти уверена, что Артур скажет: «Рядом со мною, при дворе», потому что его жизнь – это простые ответы.

Но он говорит лишь: «Я бы не хотел, чтобы ты уезжала», а потом зовет ее танцевать.

Она могла бы убить его уже тысячи раз. Это проще, чем истолочь серу в порошок.

Ей ничего не стоило бы подлить яда в его вино или подсыпать в пищу. Помутить сознание рыцарей, охраняющих двери в его покои, чтобы они набросились на него с мечами. Околдовать скакуна, чтобы тот обезумел и понес всадника к обрыву. Заговорить доспехи, чтобы они раскалились и он зажарился бы заживо в железной клетке. Проклясть копье, чтобы оно сломалось на турнире в миг схватки.

Она могла бы погубить его, и никто бы не узнал, что она сделала это.

Но смерть, не имеющая имени, бессмысленна для мести. Какое удовлетворение она принесет? Об Артуре станут плакать по всей Британии, скорбя о молодом короле, унесенном жестокой судьбой во цвете лет, а Моргана не желает, чтобы