— Мозги себе склей, придурок.

— Ну туфли и туфли, хули тут ныть… Да и когда бы ты их ещё надела?

— Тебе какая разница? Они стоят столько, сколько тебе и не снилось в самых влажных воровских снах. Мне что, из-за тебя теперь нагоняи получать? Что прикажешь делать? Я в этом — каблук печально мотался в воздухе вместе с Катькиной ногой, — никуда не пойду!

— Ну переобуйся, в чём проблема? — Ромка непонимающе супился.

— Во что, дебил? Я по-твоему в клатч случайно сменку закинула?

Чувство дежавю, вызванное истеричным тоном Кати, перебивалось шоком от её выплеснувшихся искренних эмоций. Пока она махала ладонями во все стороны и что-то быстро говорила, Рома переваривал происходящее. Её необычное поведение сейчас, оказалось в десяток раз более возбуждающе чем она сама. Пьяные разрисованные рыбьи губы зазывали его уже не только видом, но и звуком. Если он чего-то не хотел, то нужно было начинать действовать.

— Ну, могу тебя домой подвезти, но до машины ковылять будешь сама. — Погладив себя за шеей, он указал в сторону своего дома, «Вот же везение!», неподалёку. — И это, прости за Тихонова, некрасиво как-то я сказал. — быстро извинился, — Но ты тоже хороша, въебла мне — поделом тебе. — и припечатал парень.

Собеседница умолкла. Видимо взвешивала за и против. Сам провожатый планировал действовать без плана, на ходу.

— Пока решаешься, я сгоняю себе за догонкой. — Пятифан ушёл с ощущением, что его спутница хотела сесть к нему в машину, больше чем этого хотел он сам, хотя в её глазах не было и намёка на подобные сумасбродности.

Думалось Екатерине, что этот день она запомнит навсегда. Она-ж не дура, понимает, кто, куда, и зачем зовёт. И у неё даже не маячило в мыслях варианта отказаться. Стало любопытно узнать о Ромке, о его настоящей жизни, а не скорлупе, в которой Смирнова всех видела, и по ней судила. Может с ним окажется интересно разговаривать? Да даже, если и нет, то с ним точно будет интересно целоваться… Внезапно разбуженное алкоголем, или обаятельным мальчиком, неоднократно пересёкшим границы её личного пространства, затаённое желание пойти наперекор матери подстегало её приблизиться к человеку, которого в своей скучной повседневности она назвала бы последним маргиналом и гопником. Да и какая была разница? Через месяц она уже будет далеко отсюда, в городе. Где о таких мелочах, как ссора с кем-то, никому знать не интереснно. Это тебе не посёлок — чихнул в чью-то сторону — пиши пропало. Там можно разгуляться, делать что душе угодно, и не печься «А что о тебе люди подумают, Екатерина?». В голове девушки фраза прозвучала голосом Лилии Павловны, когда она опрашивала двоечников на пересказы.

«А что, если мама узнает?» — пробило тревогу беспокойство. Ничего. Теперь плевать. Она уже не маленькая.

— Ну чё, пошли? — Роман протянул бутылку из-за пазухи.

— Пойдём. — приняла приглашение Катя.

* * *

Сумеречный лес, окружающий каменистую дорогу и чьи-то старые глинянные дома, таил в себе сведения о разговорах разных людей. Это были и беседы о том, когда лучше сеять чеснок — весной или осенью? — старых домохозяек, и о том, где дольше хранятся дрова — в доме, либо на улице? — их мужей и дровосеков, бывали тут и споры у кого машинка самая редкая, когда приезжали к тем пожилым людям внуки. Но разговора по душам лучшей ученицы и худшего ученика третьей государственной школы он ещё не слышал. Более, он не видел, чтобы лучшие ученицы когда-либо пили сидр, ещё и с горла, ещё и из той же бутылки, которая только что была в губах мальчика. Даже птицы, возмущаясь такому противоестественному поведению, громко каркая и недовольно щебеча покидали кромки деревьев, улетая прочь от парочки, не желая слушать подробности о разгульной жизни парня, и дальнейшей студенческой судьбе девушки. Одна только цапля, свившая гнездо на высоком фонарном столбе напротив дома Ромки, грея перья, в полглаза наблюдала за подростками и тихо засыпала. Шумный хлопок заставил разомкнуть веки. Человек закрыл блестящую черным, лаковую дверь за другим человеком. Снова стало спокойно, пернатая задремала. Мотор, зарычав через несколько минут, прервал её сон. Она недовольно проследила за удаляющейся человеческой приблудой, и вернулась к отдыху.

“Валечка” двигалась без спеха, ехать было не много, потому владелец её не торопил. Гостья, равнодушно разглядывая приевшиеся за декаду лет пейзажи за окном, не отнимая от них глаз похвалила машину. Роман не сдержал довольной улыбки. Когда хвалили его Волгу, которую он сам приводил в порядок прошлым летом, тратя всё будничное время на починку чужих машин, а выходное — на покупки различных деталей и ремонт собственной, он всегда толику плавился. Комплимент принимался на свой счёт, но и за его “девочку” тоже было приятно.

— Твой подъезд? — водитель сбросил и без того небольшую скорость.

— Почти, но выйду я лучше здесь. Не хватало ещё, чтоб соседи тебя увидели.

В салоне повисло неловкое молчание. Мычание. Кати. Ей необходимо как-то затащить Ромку в квартиру. Сам парень в это время решался на отчаянный шаг.

— Ну…спасибо, Ром… — бегло осматривала она лобовое стекло и торпедо.

— Катька? — перебив, он обратил её взгляд на себя.

— М? Мх!

Если между ней и старостой её класса ещё были какие-то мосты, то они только что с размахом, с грохотом, с километровыми клубами пыли и огня рухнули. Все транспортные пути между сознательностью, самоанализом, ответственностью и, непосредственно, их обладательницей были уничтожены. Их сожгли горячие и наглые губы Пятифанова. Желанные губы Пятифанова. Приятные, несмотря на табачный привкус. Смирнова была готова остаться в этом моменте навсегда, ведь это было самое настоящее, что происходило с ней в течении ненастоящей жизни. Тусклой, серой, в основном — школьной, похожей на белоснежный холст с тонкими гранитными линиями, которыми старательно вычерчен аккуратный натюрморт яблок в блюдце и кувшина с лимонадом, на который кто-то, вдруг, позволив себе дерзость, наляписто нанёс детскую гуашь. Но вопреки её желаниям юноша отстранился. Он серьезно смотрел вглубь её зелёных зенок, выискивая там односложный ответ. На самом деле он не был мастером импровизации, как считал. Или этот режим резко стал ему недоступен. Чётко он считывал только своё буравящее пах желание продолжить с ней целоваться, считать же, чего хочет она сама — немного затруднительно, ведь кровь постепенно, практически незаметно, отходила от мозга. Такая красивая… Её модная причёска и старомодное длинное платье с прикольным пухом внизу… Неожиданно она приблизилась к нему и поцеловала в ответ, давая разрешение на всё что он задумал. Негодяй был