улыбкой. – Поэтому и пришла сегодня навестить тебя. Кто-то мог видеть то, что произошло там.

– Насколько мне известно, свидетелей того, что случилось, кроме пустынных ша да мертвецов Западного Берега, не было, – мрачно ответил воин.

– Что насчёт заброшенного храма?

– Храм стоит в трёх-четырёх часах пешего пути, госпожа. И вряд ли мы найдём там кого-то страшнее, чем пара жрецов-бальзамировщиков, настолько старых, что забыли уже, где в теле находится мозг, а где – кишечник.

– Не стоит недооценивать искусство бальзамировщиков. Они умеют прозревать тайны плоти… но к счастью, не тайны разума. Я хочу, чтобы ты навестил жрецов, когда поведёшь туда отряд. Того же от тебя потребует Владыка. Но я первой хочу узнать, что они могут скрывать.

Задерживаться с ответом было нельзя. В стальных глазах Амахисат проскользнула тень нетерпения, грозившая перерасти в смертоносную бурю.

– Я узнаю всё, что смогу, госпожа, – Павах склонил голову, чувствуя, как в нём всколыхнулся липкий пережитый недавно страх от пребывания в плену. – Я отправлюсь в путь, когда Владыке будет угодно. Правда, как от воина от меня сейчас немного толку…

– Тебя защитят, не беспокойся. В отряде Владыки состоят искусные воины. Им просто нужен проводник, а ты хорошо знаешь те места – ведь ты часто сопровождал царевича на охоту.

Телохранитель сглотнул. Обрубленный хвост нервно дёрнулся – непроизвольное движение отдалось вспышкой боли вверх по позвоночнику.

– А если мы ничего не найдём, сиятельная госпожа?

– Это очень опечалит Владыку, но я постараюсь развеять его мрачные думы и направить его гнев на защиту Таур-Дуат. Лебайя и эльфы не могут остаться безнаказанными.

Павах позволил себе поднять глаза и посмотреть на царицу. Он прекрасно сознавал своё положение, и страх возрастал всё больше. Он боялся вкушать свою пищу, боялся отходить ко сну, боялся оставаться в одиночестве, тем более сейчас, когда силы ещё не вернулись к нему, и он не мог дать достойный бой. Да и могло ли спасти его воинское искусство, не спасшее даже Хэфера?

– Отдыхай, верный страж. Нам потребуются все твои силы. А после… – царица жестом велела ему приблизиться.

Павах неловко поднялся с ложа и, хромая, подошёл к ней.

– Проверь для меня то Богами забытое святилище, – тихо проговорила царица. – Мало ли, какие тени там обретаются?

– Как я уже говорил, святилище это находится довольно далеко от… места событий. И тем, кто там остался, вряд ли есть дело до чего-то, кроме мертвецов, – сбивчиво ответил воин.

– Тем лучше, – доброжелательно ответила царица и заглянула ему в глаза. – А коли ты хочешь подвергнуть сомнениям необходимость моей просьбы, так будь смелее и выскажи достойные доводы, сто́ящие нашего общего времени.

Павах опустил взгляд и тихо ответил:

– Я исполню твою волю с радостью, сиятельная госпожа.

– Я не сомневалась в этом, – усмехнулась царица и положила ему на плечо лёгкую ладонь, благоухавшую драгоценными ароматическими маслами.

За такое прикосновение многие с радостью пожертвовали бы жизнью, но воина сковало напряжение.

– Подними взгляд, ты ведь сын знатного рода, – мягко велела Амахисат.

Павах подчинился и посмотрел в её удивительные глаза, холодные, как сталь меча, глубокие, как Великая Река. Он боялся её и восхищался ею одновременно. Эта женщина была воплощением божественности. Ближе, чем она, к Силам, направлявшим течение жизней в Таур-Дуат, стоял разве что сам Владыка. Она выбрала его, и он верил в их общее дело, так почему же сомневался сейчас?..

– Ты нужен мне, мой верный воин. Знаю, я требовала от тебя того, что казалось немыслимым, и ещё потребую впредь. Но вместе мы послужим процветанию нашей возлюбленной земли – хотя бы в этом не сомневайся! – Её улыбка была почти ободряющей. – Вернись из пустыни. Не смей пропасть там. Я буду ждать тебя.

Он не нашёл, что ответить, – только кивнул, не отводя взгляда. Амахисат осенила его благословляющим жестом и позволила поцеловать её руку в знак величайшей милости, а потом удалилась.

Некоторое время Павах сидел, собираясь с мыслями и с силами. Одиночество давило на него. Не в силах оставаться наедине с собой, воин, прихрамывая, вышел в сад. Двигаться было тяжело, но это не имело значения. Он задыхался, хотя свежего воздуха было в избытке, а сейчас, в вечернюю пору, на город нисходила благодатная прохлада. Павах думал о царевиче. Если его тело осквернено, наследнику будет сложнее найти дорогу к Водам Перерождения… или не найти вовсе. Вот на что обрекло его это нападение. И сейчас воин всем сердцем надеялся узнать, что стало с телом – не только потому, что в противном случае гнев Владыки Секенэфа будет сокрушающим, но и потому, что действительно не желал Хэферу такой ужасной судьбы.

– Какая удача встретить тебя, – раздался в тишине сада негромкий женский голос.

Инстинкт прирождённого воина подвёл его – он не почувствовал ничьего приближения. Или сама ночь сохранила приход гостьи в тайне? От звука этого голоса на душе отчего-то стало легче, а боль из угнетающей обратилась в сладкую и томительную.

Они дружили с детства… но он так и не смог перестать мечтать о большем.

– Анирет, – воин улыбнулся. – Чем я могу быть полезен тебе?

Анирет в полной мере унаследовала красоту своей матери, вплетавшуюся в фамильные черты династии Эмхет. Но если Амахисат была сталью, то Анирет – ласковым солнечным золотом. Паваху всегда казалось, что это золото проливалось из её глаз, теплом подсвечивало весь её облик изнутри.

Конечно, сейчас царевна не сияла, преисполненная печали. И всё же видеть её Паваху было отрадно – сегодня и каждый раз, когда она навещала его в эти долгие дни выздоровления. Гибель Хэфера она переживала очень тяжело – они с братом были так близки. Павах не хотел думать о том, как больно ей было сейчас.

– Я как раз шла проведать тебя.

– Мне уже намного лучше, Анирет, – мягко заверил девушку Павах, когда они по-дружески обнялись.

– Рада слышать. Хотя бы ты остался жив, мой друг… последний свидетель страшного дня… Не думай, я не требую от тебя доклада, просто… – она с болью посмотрела на воина. – Просто мне очень тяжело без него, и я до сих пор не верю, что он больше никогда не вернётся. Каждый раз мне кажется, будто я что-то упускаю в твоих словах. Что-то, что могло бы помочь ему.

Павах прижал девушку к себе чуть крепче, успокаивая. Она не плакала, только тихо вздыхала, доверчиво уткнувшись ему в плечо, хрупкая и одинокая. Он не смел рассказать ей всего, не смел возвращаться в тот день даже в мыслях. Но он попробовал найти нужные ей слова.

– Злые языки говорили, будто Хэфер слишком мягок и проявляет гораздо