не видела, – коротко ответил дядя. – Всё, больше не стану задерживать тебя. Иди к отцу. Ты нужна ему.

– Я не так много могу сделать для него… – с сожалением возразила царевна.

– Просто будь рядом.

Анирет склонила голову в знак согласия. Направляясь к отцу, она продолжала думать о том, что дядя сказал о Павахе. Прежде ей и в голову не приходило, что воин может скрывать что-то. Зачем? Ведь здесь все хотели помочь ему. Девушка надеялась, что друг решится поговорить с Императором начистоту на ближайшей аудиенции, когда ему станет хоть немного легче.

Царевна вошла в сад. В гармоничном сочетании, созданном искусством придворных садовников, здесь росли раскидистые сикоморы и цератонии[14], невысокие гранатовые и персиковые деревья с нежными цветами, статные акации и огромные пальмы-дум, гибкие ивы и тамариски. Птицы жизнерадостно пели в ветвях, радуясь сиянию Ладьи Амна. Большие пруды и аллеи дарили прохладу.

Но даже в своём прекрасном саду Император не находил спокойствия. Он стоял, бессильно опустив руки, погружённый в мрачные мысли, и выглядел таким потерянным, что сердце Анирет сжалось. Сейчас Секенэф не был Владыкой Таур-Дуат, могучим, почти неуязвимым. Он был родителем, потерявшим любимого сына, лишённым возможности даже похоронить его… и не знавшим, откуда черпать силы.

Подчинившись скорее инстинкту, чем разуму, царевна поспешила к отцу. Взяв под руку, девушка повела его по саду к фонтану, выложенному зеленоватой мозаикой из редкого оникса. Здесь цвели лотосы, ещё только начавшие распускаться и распространявшие вокруг тонкий сладковатый аромат.

Секенэф не сопротивлялся, безучастный ко всему в своём горе. Анирет посадила отца у фонтана, а сама села у его ног и обняла его колени. Утрата сблизила их, подарила им возможность безмолвного понимания друг друга, которого у них не было прежде. И в эти мгновения Хэфер словно оживал, воплощаясь в их общих воспоминаниях. Его сила и живой ум, его чуткость и весёлый нрав. В этих разделённых на двоих воспоминаниях непроглядная глубокая печаль хоть немного светлела.

Царевна не знала, сколько времени они провели вот так, в уединённом переплетении мыслей и чувств. А потом отец вдруг провёл ладонью между её рогами с непривычной нежностью, которую она помнила только из далёкого детства. Император приподнял её лицо за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза, и с удивлением она встретила взгляд не древнего Ваэссира, но живущего здесь и сейчас Секенэфа.

– Тебя я хотел бы обучить всему, что умею, дочь, – тихо сказал Император. – Ты знаешь моё сердце лучше, чем я мог надеяться. Останься рядом со мной в эту бурю, и она будет мне по силам.

В эти мгновения между ними было больше близости, чем за всю её жизнь!..

– Я рядом, Владыка… отец.

– Я научу тебя, что значит чувствовать жизнь этой земли и всех в её пределах. Ты сумеешь принять это, я знаю.

– Но как я могу…

– Тш-ш, – он приложил палец к её губам и покачал головой. – Не сомневайся. Я научу тебя, как открыть всю силу твоей крови.

Последние слова были произнесены Владыкой Эмхет, древним и вечным.

Глава 3

Безвременье

Тени плясали вокруг, глубокие, как небо в безлунную ночь. Тени обнимали сознание, помутив разум и застилая внутренний взор. Тени шептали и звали, тянулись к нему и манили. У него почти не осталось сил сопротивляться. Да и был ли в том смысл? Он заблудился среди теней, понемногу теряя то немногое, что ещё оставалось от него самого.

И всё же что-то удерживало его. Тихая, почти неуловимая песня… Словно тёплый огонёк светильника в непроглядной мгле, нежные звуки то вспыхивали в его сознании, то вдруг меркли. Он забыл всё, что имело значение – даже собственное имя. Он не ощущал ветра Западного Берега, не ведал направления, и потому мог идти лишь за окружавшими его безликими тенями. Только эта песня то и дело мягко напоминала ему о себе и о нём самом. Он возвращался к ней, сам не зная зачем. Нежная, и вместе с тем такая настойчивая, она тянулась к нему тонкой нитью чистейшего серебра, связующей его с отголосками памяти. Он мог бы освободиться, ведь музыка не была цепью, но почему-то не находил в себе желания рвать эту нить. Ему было приятно слышать песню, пусть и издалека. Хрустальные переливы звучали сквозь шёпот и зов теней, без слов говорили с самым его сердцем, став единственным ориентиром в темноте.

Время потеряло смысл, и потому он не мог знать, в какой миг вдруг снова почувствовал страшную боль. Это произошло одновременно с тем, как песня зазвучала для него отчётливее, чем голоса теней.

Боль означала жизнь.

Вот тогда он вспомнил…

3-й месяц Сезона Половодья

– Доброго вечера, доблестный воитель.

– Госпожа…

Воин сделал попытку резко встать, но она не увенчалась успехом. Он неловко сел на ложе. Блистательная Богиня в серебристо-серых одеждах заслуживала большего почтения, чем неуклюжий поклон сидя.

– Не тревожь себя понапрасну – тебе нужен отдых. Твоё выздоровление и без того затягивается.

Царица Амахисат говорила мягко и даже позволила себе улыбнуться с участием. Улыбка не тронула только её серо-стальных глаз, не знавших милосердия подчас даже к союзникам. Павах невольно посмотрел на свой изувеченный хвост. Позорная рана!.. Хорошо хоть рога большей частью остались на месте.

Он получил щедрую награду и по приказу самого Владыки был определён во дворец. Ему даже были отведены отдельные покои. Влияние его семьи, и без того немалое, возросло, а его самого называли героем… как и Метджена, которого ожидало погребение со всеми почестями. Но царица недаром упомянула о его затянувшемся выздоровлении. Такое сильное прежде, теперь тело подводило Паваха, как будто сами Боги отвернулись от него. Сила словно утекала из его плоти. Но окружающие восхищались им и сочувствовали единственному, кто чудом выжил после страшных пыток и сумел сообщить семье Владык о вероломстве эльфов и их союзников. Вот только ему самому от того не было легче.

Голос царицы, звучавший почти доброжелательно, вывел его из мрачных размышлений:

– Владыка ждёт тебя завтра, Павах, и я тоже буду с ним. Ты должен взвешивать каждое своё слово. Владыка, воплощающий в себе Силу Божественного Ваэссира, умеет прозревать сквозь покровы лжи.

Паваху стало не по себе. Предстоящая аудиенция пугала его. Конечно, в полубреду он уже рассказал о нападении и описал место. Но шутка ли: предстать перед самим Императором и, глядя ему в глаза, изложить подробности гибели его любимого сына и наследника!

– Я знаю, что Владыка намерен поручить тебе, – добавила Амахисат с прохладной