книги, которые Док собирал годами, почти все они были об Антарктике. Томас редактировал фотографии. Они записывали дневные результаты, строго по расписанию выходили на связь с Блафф-Пойнт, снова ухаживали за снаряжением, и все же по вечерам оставалось несколько часов свободного времени.

Ночью было иначе. Континент подставлял лицо солнцу, и лед медленно таял. Острые горные вершины удалялись от долины, и ледники вдавались в море. В расщелины, пересекавшие склоны более низких гор, падал свет, приобретая голубизну, которая по мере углубления темнела.

Легкий ветер нес вверх по склонам снежно-ледяную пыль.

Радиосигналы передавались лишь изредка.

/

— Я собрал вещмешок и положил в него ледоруб, альпинистскую веревку, кошки, водонепроницаемый колпак, яйцо, фотовспышку, слиток золота, страховочные ремни и нож для колки льда.

— Сколько ты этим занимаешься, Док?

— Извини, не понял — чем? Играю в эту игру?

— Да, в эту самую. То есть сколько ты здесь работаешь?

— Томас, твоя очередь. Это мой тридцать третий сезон на Полуострове, Люк.

— Тридцать третий? Мать честная! Тебе никогда не бывало скучно?

— Скучно? Ты за окно смотрел? Как тут заскучаешь?

— Ну да, тут красиво.

— Еще бы.

— Еще бы. Но я хочу сказать, разве это не приедается со временем?

— Приедается?

— Ну, разве можно бесконечно смотреть на айсберги и взбираться на горы?

— Ты ведь в курсе, что Антарктида — огромный континент?

— Это ясно. Но ведь большую его часть ты никогда не увидишь. В основном ты ездил на снегоходе, переносил бочки из-под топлива, ставил палатки, летал над этим Полуостровом во всех направлениях. И все это время был техником.

— Вообще-то раньше нас называли полевыми помощниками.

— Так и называли?

— Именно так.

— «ОТП» звучит лучше, чем «полевой помощник», Док.

— Сам бы я предпочел формулировку «проводник экспедиции».

— А если «помощник по техническим вопросам»? — предложил Томас из-за экрана ноутбука.

— Не пойми меня превратно, Док, здесь, конечно, здорово. Я никогда не смогу объяснить на Большой земле, какая здесь красота. Боюсь только, восторг скоро пройдет. Есть ведь предел и восхищению.

— Сокращенно «попотех», — добавил Томас.

— Каждому по вере его, Люк.

— То есть?

— Все зависит только от тебя. Я хорошо знаю это место. Я изучил его вдоль и поперек. Здесь я чувствую себя как дома. Это вневременной ландшафт. Тут ничего не меняется. Кстати, Томас, все еще твоя очередь.

— Я собрал вещмешок и положил туда ледоруб…

— Когда я возвращаюсь в Кембридж, там все время что-нибудь меняется: появляются новые дороги, новые районы, старые здания сносят и строят современных уродцев. Повсюду мусор. Туристы толпятся на тротуарах.

— …альпинистскую веревку, кошки, водонепроницаемый колпак…

— Этой же земли никто не оскверняет. Если тут и есть мусор, то только потому, что мы его набросали. И хочешь не хочешь придется его собрать.

— …страховочные ремни, нож для колки льда и канистру.

— А если я заберусь на хребет Гэррида и найду там пятно желтого снега, то это потому, что на прошлой неделе я там нассал, пардон за мой французский.

— Класс.

— Винить некого.

— Тебе не сообщили, Док, что у нас тут есть туалет?

— Понимаешь, здесь ты становишься как будто чище. Или нет, не чище, а проще. Трудно объяснить.

— Ну почему же, ты отлично объясняешь, Док.

— Думаю, не будет преувеличением, если я скажу, что здесь чувствую себя дома в большей степени, чем на своей улице.

— Правда?

— Правда. Твоя очередь, Люк.

— Ладно. Значит, так. Ледоруб, альпинистская веревка, кошки, водонепроницаемый колпак — что там еще? — канистра, вещмешок.

— Ты женат, Док?

— Женат, Томас. Двое детей. Уже разлетелись из гнезда.

— И как твоя жена терпит, что ты все время торчишь здесь?

— Между нами полное взаимопонимание.

— Взаимопонимание, значит? Погоди, Люк, нельзя класть вещмешок в вещмешок.

— Ну я ведь только что положил.

— Док, скажи ему.

— По мне, так подходит.

— Док, ты говорил жене, что чувствуешь себя дома здесь, а не рядом с ней?

— Не в таких выражениях, Люк. А что с твоей семьей?

— А что с ней?

— Как родные относятся к тому, что ты поехал сюда?

— Ну, мама волновалась.

— Твой ход, Док.

— Я собрал вещмешок и положил в него следующее: ледоруб, альпинистскую веревку, кошки, водонепроницаемый колпак, яйцо, фотовспышку, слиток золота, страховочные ремни, нож для колки льда, канистру, вещмешок и лимон.

— Какой еще лимон? Так не пойдет, Док. Здесь лимоны не растут.

— А твоя семья откуда, Люк?

— Сейчас живет в Лондоне. В районе Нью-Кросс.

— Да я не…

— Не суй свой нос куда не надо, Док.

— Да что в этом такого, Томас? Я просто интересуюсь.

— Ох, Док.

— А изначально откуда?

— Все-то тебе интересно, Док.

— Да, я любопытный.

— Не то слово.

— Я без всякой задней мысли спросил.

— Да ничего. Вообще-то они из Норвегии.

— Серьезно?

— А что тебя удивило? Да. Из Тромсё, на самом севере страны. Вот почему я так легко выношу полярные условия. Это врожденное.

/

С хребтов снизошла тишина, прокатилась по равнине и просочилась в щели утепленных дверей, осев, как мелкая пыль, на койки, полки, стол, пока трое мужчин мыли чашки и готовились ложиться спать. Они опустили светозащитные шторы, и в комнате воцарилось подобие сумерек. Этого было недостаточно, чтобы ослабить хрустальную тревогу, которую ощущал каждый, и койки скрипели, когда они по очереди поворачивались, на время успокаивались и опять искали новое положение, которое могло бы их убаюкать.

/

Они снова чистили снег на лыжне. Понятие «гладкость» все еще было преувеличением. Воздух обжигал легкие, но полярники быстро согревались. Одна из щеток вышла из строя, и, пока Люк пил чай, Док вместе с Томасом принялись чинить ее. Слово «щетка» не очень подходило к предмету, состоящему в основном из железа и шипов. Когда они тоже сделали перерыв на чаепитие, Док снова упомянул, что сам на пару с Плэнки Карразерсом покрасил в оранжевый цвет бочки из-под топлива, стоящие вдоль лыжни. Он уже говорил об этом Люку и Томасу. Рассказывал в красках несколько историй из своих первых экспедиций на станцию К. Хижину соорудили за много лет до его прибытия, но Док с коллегами расширили ее — построили новый ангар, устройство для переработки отходов и туалеты с камерой сгорания. Когда они закончили, Док, по собственному признанию, просто влюбился в это место.

Пройдя всю лыжню, полярники остановились на очередной перерыв, и Док сообщил, что собирается сделать финальный заезд для инспекции. Ожидалось прибытие самолета для заправки топливом, и он хотел удостовериться, что посадка безопасна. Люк и Томас присели на снегоход, а Док несколько раз проехался до конца лыжни и обратно. Инспекция была очень тщательной. Вокруг Дока клубился снег. Поднялся ветер, и вихри усилились. Когда Док