А еще смешно, что после того, как я пришел в себя, и они прикинули, что я могу продолжать, случился миг смены четвертей, поэтому нам пришлось построиться и двинуть в разные стороны. Не знали они того, что я по-прежнему прибабахнут и не в себе. Фактически я прислонялся там в свалке к своим корешам под дождем и спрашивал себя: «Что мы делаем на этом дождливом поле, что кренится в земле, земля скрючена, где это? Кто я? Что это все?»

«Я сказал, четыре, семь, три на скоббиш» (более или менее распоряжения распасовщика, как до меня дошло).

«О как?»

«Чё с тобой такое, прибабахнуло, Дуолуоз?»

«Наверняка, его только что вырубило».

«Ну так постой там, или беги, или падай, пошли, ребята». И все они побежали обратно занимать места, а я стоял под дождем и смотрел на них, наблюдал за накренившейся землей, с видом дур-птицы (может, я чокнулся и части мои по-прежнему разбросаны), и бах, игра развивается себе дальше, а я просто стою и на нее смотрю. Меня тогда в первый раз вообще вырубили, если не считать детской свалки в Массачусетсе, когда я чувствовал, что все это уже случилось прежде точно таким же манером. Я слыхал про людей, которые умирали, говоря: «Я это помню», – и фактически дальше впереди в этой истории точно такое и будет…

Но мы легко выиграли тот матч, 20:0, а после игры все вбежали в спортзал, и я уже достаточно оправился, чтобы принять вызов Джонатана Миллера побороться на настоящем ринге, который у них там возле раздевалок, маленький Джонатан Миллер (в борцовской команде) во всех своих борцовских регалиях: я же лишь в бандаже, боюсь, падаю на спину, хватаю его за ноги, сжав ступнями, переворачиваю на живот, запрыгиваю ему на спину, и оттягиваю руку (не делая ему больно), и выгибаю ее, другую свою руку продеваю в изгиб и упираюсь согнутым коленом во всю эту катавасию, и выдаю ему старый шмяко-бряко, удерживая его в замке́, будто клешней омара, а футболисты, глядя, как я обарываю головореза, орут: «Эй, великий Дулуоз, вы поглядите-ка только на него». Но я на что хочешь с тобой спорну, никто в той команде не вызывал меня на борцовский поединок, то был финт ушами, шустрей, чем призадуматься, не сделал ли я ему больно. Как тебе известно, женушка, борьба в Лоуэлле была раньше большим искусством, и во время оно меня в Потакетвилле звали Чудом в Маске, как и моего старшего двоюродного Эдгара, а мой отец, бывало, устраивал борцовские схватки от Лоуэлла до Туда.

А доставало меня то, как футбольная команда, то есть другие ловкачи из Нью-Джёрзи, свысока на меня посматривали за то, что вошкаюсь с еврейскими пацанами. Они не то чтоб антисемиты были, просто им, я думаю, не нравилось, что у этих еврейских пацанов деньги есть и они прилично обедают, а в школу ездят некоторые на лимузинах, а может, как и в Лоуэлле, считали их слишком уж хвастливыми, чтобы к ним всерьез относиться. Ладно. Ладно. Потому что вот подходит важный матч с Подготовительной Св. Иоанна, который нам полагалось продуть со счетом 100:0.

То случилось в следующую субботу, солнечный холодный день, прекрасный для футбола, Дядя Ник проследил, чтоб я накануне в пятницу пораньше лег спать, а наутро я сказал ему, что сперва прогуляюсь, а потом вместе мы поедем подземкой в «ХМ» и там он впервые посмотрит, как я играю. Я вышел, постригся на Шермерхорн-стрит, пялясь на свою уродскую рожу (мне казалось) в зеркало, затем сходил в местную кафушку и съел два здоровенных сливочных с горячей карамелью. По тротуару взад-вперед мотылялась смутная фигура в серой фетровой шляпе, руки за спиной сцеплены, кралась, ныкалась, но я ее так и не заметил. Набитый мороженым с карамелью, я вернулся домой к Ма, забрал Ника, мы сели в подземку и поехали эти свои часы вдоль ребра Манхэттена, читая «Ежедневные известия».

На поле «ХМ» – важный день, команда Свято-Иоаннова Подгота, облаченная в малиновый, непобедимые, гордые, скачут повсюду и готовы к схватке. Выходим мы с Биффом Кинленом и всей бандой такие вываливаем на это поле. Помню, в какой-то момент один свято-иоаннец оторвался от своих и пошел за боковыми, вдоль толпы. Я играл в страховке, то есть в той позиции, когда перехватывал удары с рук и отгонял их обратно. Но в том матче, битком набитый добрым мороженым с горячей карамелью, я в кои-то веки был слишком горяч для защиты. Фактически всю свою футбольную жизнь я играл необузданную решительную защиту, только если на меня стих нападал. И на того парня я набросился так же проворно, как кинулся на Халмало в тот день в Лоуэлле, в тринадцать лет, вообще мимо него пробежал за пределы в публику, но просто вытянул правую руку и захватил его с собой на 10 футов в толпу.

А в той вопящей рассеявшейся толпе (некоторые попа́дали на землю) стоял помощник тренера первогодков за линией защиты из Коламбии, Маккуэйд, который потом мне сказал, что в жизни никогда не видел такой устрашающей блокировки. «Чего это, тебя защита больше не заводит?» И никого там не ушибло в придачу, вот в чем смысл ужаса этой блокировки. Тот бедный нападающий из Св. Иоанна решил, что сам Господь Бог подцепил его на Небеса, говорю тебе, вот как легко и быстро все получилось.

«Молодчага, Джек», – завопила команда, которой я начал нравиться. Мы серьезно взялись за то, чтоб проучить фаворитов. Бифф Кинлен пробил пас прямо в руки Рея ДеЛучи в зачетной зоне, и мы выиграли 6:0. Остаток игры нам приходилось только размазывать Св. Иоанна и не подпускать их. То был величайший неожиданный крах сезона в Нью-Йорке. Мы на самом деле стали легендарными, то есть неофициальными чемпионами футбола подготовительных школ Нью-Йорка, и с таким скандалом! Тем вечером во «Всемирной депеше» в большом очерке рассказывалось, как «ХМ» сжульничал и ввел в игру профессионалов со всего Нью-Джёрзи, Бронкса, Пеннси, Масс., под видом «ловкачей», а так делать было некошерно. Но среди нас не было ни одного крупногабаритного «профи». Все мы были парнишки мелкие, относительно, за исключением ДеЛучи. Репортеры в ду́ше глядели на нас и качали головой. Кто, к чертовой матери, мог разбить Св. Иоанна?

Да как же, Св. Иоанн Дулуоз и ребята, само собой, и это может прозвучать смешно, только то был второй раз, когда в команде средней школы я участвовал в разгроме Подгота Св. Иоанна. Видишь ли, частная подготовительная школа ступенью выше обычной средней. Тот другой раз, описанный в «Мэгги Кэссиди», случился, когда я с палочкой начинал эстафету, за мной Джо Мелис, потом Мики Магуайр, за ним Джонни Казаракис, и мы на самом деле разгромили эстафетную команду Подгота Св. Иоанна в «Бостонском саду» с еще одним невероятным крахом (не то чтоб я сильно вложился в ту или другую победу, просто Св. Иоанна надо иметь у себя на борту).

Шутки в сторону, после той игры нас все боялись.

На День перемирия, к следующей игре, аж из самого Лоуэлла приехал мой Папаша Эмиль Дулуоз – только поглядеть, как я играю против Гарден-Сити, в Лонг-Айленде, а также проверить, как у меня с учебой, как обстоят дела в моем бруклинском пансионе, по театрам немного походить, поесть нью-йоркских стейков, вытащить меня город посмотреть и вообще немного развлечься. Само собой, мне хотелось перед папулей выпендриться. Забавный он человек, да и привычный к спортивным раздевалкам как бывший организатор борьбы да еще и бокса в Лоуэлле и окрестностях, он тусил рядом, пока мы переодевались, и с нами перешучивался, и тренеры ничуть против этого не возражали: а присутствие моего отца развлекало всю остальную команду. «У этого свихнутого Вдулуза до чертиков приятный отец». Никто из их отцов даже не осмеливался носа показать в раздевалке. Мы вышли и выступили против бедного Гарден-Сити и несколько им досадили, если тебе интересно мое мнение. К примеру, один раз, вбросив блокировку для Биффа Кинлена, я гляжу с земли и вижу – его здоровенные ноги бьют копытами вперед ярдах в 20, головой книзу, за линию ворот, детвору расшвыривает во все стороны. И несколько розыгрышей спустя, чтоб покрасоваться перед отцом и еще раз ему напомнить, какой-то несчастный пацаненок из Гарден-Сити вальсирует по своей левой, и в точности, как делал когда-то Халмало, только он в данном случае человек чужой, я откалываю тот же номер, подлетаю на полной скорости, как можно ниже, впутываюсь в его интерференцию и головой тараню его в законной и чистой подсечке под колени, от чего он отлетает на 10 футов. С поля на носилках.