litbaza книги онлайнСовременная прозаСуета Дулуоза. Авантюрное образование 1935 - 1946 - Джек Керуак

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 64
Перейти на страницу:

Но чтобы показать твоему еще, женушка, каково было учиться в этой школе, Билл Керески в то время попал в один класс с Джимми в Корнелле (то было год спустя, но значимо для объяснения школы в 1939-м) и попытался перещеголять Джимми следующим письмом: «Дорогой Джек, как все в Коламбии? Хеннесси и Мандель уже попали в баскетбольную команду? Жимик Уинчел меняет свой „шеви“ 31-го на „ветролом“ 32-го, поэтому мы свои катаем по Ик-Таке в манере последнего. Тут шел снег и холодрыга, как на свиданке среди зимы во Флашинге. Старшие по земляческой общаге заставили нас чистить снег, и я его чуть не отморозил, думаю, на следующей неделе будет посвящение, и мой уже просит пощады. Нам концы стесали за чрезмерный треп на жрачке, без наших абитурских прикидов. Тут такой зусман, что я думал, к нам не прикопаются, что без абитурских чепчиков ходим, но я выяснил, что у них тут особые зимние свинтеры для первокуров, которые полагается носить зимой. Они, вероятно, будут нас заставлять носить эти абитурские поддевки, даже когда у тебя амуры со студенткой. Передавай привет Ипатию Ипсатию, Клоду Клозетцу, Герцогу Гондону, Лизе Клизьме, Моше Мошону, Венере Венереальной, Ванде Вправьке, Стивену Сдрислу, Рассу Враскоряку, Шону Мошонку, Рису Пописяю, Рою Рельсоплюю, Вдую Сверху, Хоче Очень, Роде Размножай, Несси Нечистойе, Вале Вкучу, Ольге Оргии и Филлис Сифиллис. Пиши! Смотри не пропусти „Как важно быть Серьёзом“, где в главных ролях Реджи Кляйн и Ирви Склар. P. S. Шустрия Уст, Кроха Конч, Рон Дрян, Мармадьюк Адью, Менни Струи, Зэди Рай, Межда Протчим, Ихабод Ихоркров, Стэнли Стерилли, Шарлотта Сглотта, Том Торч, Юнис Низовис, Лес Полеплюшка, Луг Ваффель, Теренс Теръязык, Гас Кругосвет и Славий Фекал все про тебя спрашивали. PP. SS. Не забудь черкнуть словцо Аполлону Гольдфарбу и Арапахо Раппапорту». Все это лунный свет на лужайке, гостиные еврейского среднего класса Дж. Д. Сэлинджера, когда свет погашен, а тщетная подростковая двойная свиданка обжимается в парке, все эти детки, что стали финансовыми акулами, рестораторами с большой известностью, торговцами недвижимостью, воротилами универмагов, учеными, тут они бродили по коридорам школы с невероятными усмешечками, поджидая тиграми напрыгнуть на кого-нибудь со смертоубийственной шуточкой, свежайшей, академия остроумцев, я ж говорю, в конце-то концов.

III

В общем, у тебя возникло представление, из одной лишь этой мозаики, каково оно было после того, как завершился футбольный сезон, а затем, когда настало время выпуска, у меня не было денег купить белый костюм, поэтому я просто сидел на травке за спортзалом и читал Уолта Уитмена с листиком травы во рту, а на поле меж тем протекали церемонии с флагами. Потом, когда все закончилось, я подошел и влился ко всем, тряс руки всем вокруг, выпустился со средним баллом 92 и поехал в центр с Майком Хеннесси и его матерью к нему домой в студгородок Коламбии, угол 116-й и Бродуэя, который станет и моим студгородком осенью после лета в Лоуэлле. (В ту весну играл за «ХМ» в бейсбол, но нехорошо: я выбивал где-то 197, фу.)

Книга четвертая
I

Один чертов кризис после мля другого. Не стоит это печатать. Но буду. Это по-английски. Это ежедневная газета.

Неужто явился я на этот свет сквозь чрево моей матери-земли лишь для того, чтоб говорить и писать, как все прочие?

Потому что эта часть заинтересует тебя больше всего, женушка. Стояло лето 1940-го, и мне было нечего делать – только спать дома у себя в спальне теперь на Гершом-авеню, ходить купаться, когда хотелось, ходить надуваться пивом по вечерам в субботу с Джи-Джеем, и Елозой, и Скотчо, и парнями на Муди-стрит, отвисать, читая жизнеописание Джека Лондона, и пришпиливать длинные слова, которые не мог запомнить, выписывать их крупными буквами на полосках бумаги и пришпиливать по всей стене спальни, чтобы утром, когда проснусь, они бы пялились мне в лицо: кучка слов на стене: «Вездесущий», «Подспудный», «Демонологический», «Предприятие», «Мочеиспускание». Шучу просто. Просто зажигаю лампу в полночь прохладными лоуэллскими летночами и читаю Томаса Харди. И под воздействием Джонатана Миллера начинаю писать свой собственный извод «Хемингуёвых» рассказов, позднее… поздней голос звал меня с Гершом-авеню, которая, как тебе может быть известно, есть улица, где располагается «Потакетвилльский общественный клуб», которым раньше управлял мой отец, кегельбан и бильярдная. Па по-прежнему сбивал там кегли и гонял шары, но управляющим больше не был. Тем не менее в компании старого Джо Фортье-ст. он, бывало, орал так, что отголоски слышно по всему кварталу, а Джо матерился, аж уши в трубочку сворачивались, а река Мерримэк скисала в своих валунах. Огромные жирные звезды, мрачные от сала, глядели сверху вниз на меня, и люди от этого начинали думать о том, что говорил Торо о маленьких волдырях, что грузнеют на добрых осенних грушах, когда смотришь на них близко через увеличительное стекло: он говорил, что волдыри эти «волхвуют счастливые звезды», а красновато-коричневые яблоки макинтош в крапинку лишь вопят про солнце и его красноту. Я болтаюсь без дела, но вот по Гершом-авеню раздается зов: «Джек-ииии». Выхожу, гляжу вниз вдоль пятнадцати долгих ступеней уличного крыльца, и там стоит курчавый черноволосый мальчишка, странно знакомый. «Это не ты меня звал с улицы, когда мне было двенадцать, на Сара-авеню?»

«Ну, Сабби Саякис».

«Не на песчаной ли отмели я с тобой познакомился?»

«Да».

«Тебе чего?»

«Хотел тя увидеть, поговорить. Всегда хотел».

«А за каким чертом ты хотел меня увидеть?»

«Да ни за каким особо. Наблюдал за тобой».

«А, теперь я тебя вспомнил, греческий пацан, все толокся вокруг, бывало, а-а, с Цотакосом или какъево, на отмели, сам из Роузмонта».

«Когда речка разлилась в тридцать шестом, мы на Стивенз-стрит переехали».

«Ах, дааа», – сказал я, как У. К. Филдз, про себя думая: «И… ну?»

Он говорит: «Меня все зовут Сабби, а на самом деле мое имя Саббас… фактически – Саббас, Князь Критский».

«Князь Критский?»

«Ага, и я тебя знаю, ты Барон Жан Луи Дулуоз».

«Тебе кто это сказал?»

«О, я сходил на, э-э, Фиби-авеню и поговорил с Гасси Риголопулосом и еще кое с кем из твоих старых друзей, это просто в шутку, я просто хотел с тобой поговорить, всегда хотел. – Мы сели на приступке. – Ты читаешь Сарояна? – говорит он. – Томаса Вулфа?»

«Нет, кто это?»

Он говорит: «Я хочу пьесы писать, ставить, режиссировать их и самому в них играть: хочу носить белую русскую косоворотку с кроваво-красным сердцем, нашитым поверх моего настоящего. Пойду этим летом в студенты Бостонской драматической школы. Ты мог бы писать пьесы».

«Кто тебе сказал, что я пишу?»

«Гасси говорил, ты написал очень красивую песню о девушке на карнавале, и О, еще он говорит, то есть он сказал, что письма твои – как стихи. Он говорит, ты говоришь, у него письма тоже ничего».

«Ну, у меня они все тут».

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 64
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?