Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великолепные кони стали нетерпеливо гарцевать на месте. Четверо всадников с презрительным высокомерием оглядывали двоих прижавшихся к дереву людей. Один из них, самый старший, что-то сказал, обращаясь к Джону. И Джон неуверенно, но ответил ему. Между ними завязался разговор. Причем только одна Мариэль не поняла ни слова, она с приоткрытым ртом смотрела на то на брата, то на незнакомца.
Что говорил ему Джон, но только вот всадник вдруг рассердился и смачно плюнул на землю, потом ткнул тупым концом своего копья сначала в Джона, а затем в Мариэль, произнося при этом «навас», «наваса». Дальше они и оглянуться не успели, как их связали и оставили под тем же деревом.
— И где это ты так быстро научился их языку, полиглот несчастный!?
— Я же тебе ничего про твою траву не говорю! Я всё верно ему сказал, и он меня понял. Но, кажется, мы с тобой попали по самое никуда.
— И в продолжение этого радостного момента, можно задать тебе ещё пару вопросов, братишка? Что ты им наговорил?!! И, что такое наваса?!!
— Не ори, я сказал им, что ты немая. Не таращись на меня так, это для твоего же блага. Он спросил кто мы, а я сказал, что мы путешественники и просто так здесь гуляем. Тогда он спросил, куда подевались хаты, а я ответил, что понятия не имею, кто это и никого здесь не видел. Вот…, и он мне не поверил, плюнул и обозвал нас рабами.
— Рабами?!! Лучше убей меня сразу. Не быть тебе дипломатом, Джонни. И врать ты не умеешь. На нас же одежда хатов!!! Он же не дурак, Джонни!!! — Мариэль раздосадовано застонала, стукнувшись со злости головой о дерево.
Всадники ещё около часа рыскали по лесу и вернулись ни с чем, видно было как сильно они неудовлетворенны и раздосадованы своим поиском. Собираясь возвращаться в свои земли, охийцы небрежно взвалили пленников поперек лошадей и помчались, что есть духу. После продолжительной тряски и бешеного мелькания земли перед глазами, Джона и Мариэль, наконец, сбросили, всё так же грубо во дворе, у стен белокаменного замка.
«Первый раз проехалась на лошади и так неудачно! Боже, бедная моя голова и… желудок. Отвратительный мир!» — с горькой иронией подумала Мариэль, перед тем как их бесцеремонно заперли в сыром погребе.
Целый день они просидели с Джоном взаперти, голодные, на холодном каменном полу, угнетенные своими невеселыми мыслями.
— Ты лучше и дальше разыгрывай из себя немую, Мариэль. Оденешь какое-нибудь тряпье, измажься грязью, волосы не распускай. Умоляю тебя, Мариэль! Сделай так, чтобы на тебя было противно смотреть. Мало ли, что у них на уме, ну, ты понимаешь, о чём я.
Только на утро дверь отворилась, и вошел уже не так хорошо одетый, похожий на слугу человек. Он стал что-то объяснять Джону. Джон слушал его, опустив голову, позволив себе вставить лишь несколько слов.
— Меня поставят работать на конюшню убирать лошадиное дерьмо, а ты будешь мыть и драить всё, что они тебе прикажут, — хмуро проговорил Джон, переведя ей слова охийца. — Не бойся, цыплёнок, мы выберемся, — бросил он ей напоследок, и слуга вытолкал его в спину.
* * *
Мариэль поступила так, как просил её брат. Притворяясь немой, она превратилась в страшное, неопрятное, потное существо, чтобы никому и в голову не пришло дотронуться до неё. Правда, омерзение от собственного внешнего вида больше всех доставало именно её.
Ей приходилось мыть полы в больших залах дворца, чистить огромные котлы и сковородки, сбивая пальцы в кровь, изо дня в день, с утра до вечера. Она мужественно терпела пренебрежение и унижение со стороны слуг, а знатные хозяева и вовсе относились к ней как к пустому месту. Изредка она всё же умудрялась вырваться на минутку проведать Джона в конюшнях. Он так же был совершенно измотан, провонялся навозом и страшно зарос.
— Ну, что, сестрёнка, один другого краше? Я знаю, меня теперь можно испугаться, от меня разит за километр. Да и ты на вид ещё то чучело, смех сквозь слёзы. Зато мы верно поддерживаем имидж рабов, — стараясь поддержать её бодрым голосом, Джон с силой бросил лопату в сторону.
— Я узнал, что их общество делиться на классы — их всего четыре. Высшая знать — это лорды и их отпрыски; затем просто знать, люди с благородной кровью; третий класс, это средний слой — купцы, мастера; последний слой самый бедный, те, у кого нет особых талантов и состояния — это слуги, земледельцы. А рабы, такие как мы, у них не считаются за людей, мы на уровне домашних животных, — тут Джон прошептал ей прямо на ухо, — Я разрабатываю план побега для нас, я слышал, что в Дивах нет рабства. Там всё по-другому, там каждый находит своё счастье, они соседи на западной границей с Охией.
Мариэль сильно сомневалась, что план Джона сработает. Да, к ним относились очень плохо, грубо, даже порой жестоко, у них не было друзей среди слуг, но стоит им только сбежать, как в вдогонку им бросят десяток всадников. И их сразу же убьют когда схватят, это девушка уяснила себе очень четко, наблюдая за жизнью во владении лорда.
Вскоре, Мариэль была уже не в состоянии выносить этого кошмара, ей просто было необходимо хоть ненадолго вырваться за пределы замка, потому что за её спиной катастрофически топталась паника. Она, осторожно ступая на носочках, тихо как тень, выбралась за ворота крепостного ограждения замка Охана, а именно такое название он носил. Была глубокая ночь. Полный диск луны выглянул из-за туч, освещая своим холодным серебристым светом протоптанные дорожки. Мариэль бросилась бежать, но не по дороге, а наискосок через луг, через молодую рощу, к холму возле которого протекала неширокая, но глубокая речка. Она быстро сбросила с себя перепачканные лохмотья, тряхнув головой распустила потемневшие от грязи свои длинные волосы и прыгнула в воду. Как могла, Мариэль вымылась. Вода в реке была жутко холодная из-за подводного течения, но очень чистая.
— Боже, как же хорошо чувствовать себя человеком, чистым и свободным, хоть на пару часов, — проговорила Мариэль, стоя на берегу отжимая волосы.
Она знала, что её никто и думал выслеживать, в такое позднее время охийцы уже не покидали своих покоев, а лентяи стражники дрыхли на посту. Тем более вокруг была такая тишь. Но тем не менее, девушка там была не одна. Мариэль даже и не подозревала, что всего в нескольких метрах от неё к реке пришел напиться …волк.
Он был очень крупным в сравнении с обычными волками и абсолютно чёрным. Волк притаился в зарослях камыша, наблюдая за ней, но только по одному ему известным причинам он не напал на девушку, и не бросился ей вдогонку, когда она, снова одевшись, ушла.
Джон и Мариэль попали в рабство к первому лорду — лорду Ламарку, который владел великолепно укрепленным замком и огромной территорией. При этом он был главой охийской знати и правителем Охии. Остальные шесть лордов, как и другие охийцы — повиновались ему. Ещё в давние времена предки этих семи лордов заключили вечный и неразрывный «союз семи», определив при этом, главенствующим только первого лорда. С тех пор только наследники первого лорда имели господствующее право. У лорда Ламарка было двое наследников, два сына и дочь, но женщина не могла править, значит, его титул должен был перейти к старшему сыну, а если и с ним случиться несчастье, то ко второму.