Они вместе поставили гроб на место и заспешили к выходу. Благополучно выбравшись из подземелья Кастусь попрощался с монахом и направился в Заводской район, где жила любимая учительница Карновского Мария Петровна, которую он не раз вспоминал и теперь, оказавшись в Друни, хотел с ней увидеться и поговорить. Минуя городское кладбище Кастусь направился в Заводской район, лишь на мгновение задержавшись на дороге, ведущей мимо кладбища. Он смотрел на черные кресты и могильные памятники с замысловатыми узорами на них, пытался прочитать надписи по-польски на этих памятниках, на тех что были ближе к ограде, потом сосредоточился на изучении кладки стены ограждающей кладбище от мира живых. Стена сложена была из небольших валунов, уложенных друг на друга и едва-едва смазанных раствором. Местами она начала осыпаться, валуны валялись и там, и тут и через ограду совсем легко можно было даже не перепрыгнуть, а перешагнуть. В центре кладбища высились развалины каплицы, от которой остались теперь корявые стены, а когда-то в нее заносили гробы, чтобы отдать последний долг памяти умершим. Кастуся и раньше поражала какая-то странная архитектура этой каплицы, совсем не свойственная христианскому культовому сооружению. Каплица имела форму пирамиды со срезанной вершиной, которую когда-то венчала круглая крыша. Сейчас часть стен обвалилась, а в некоторых из них появились дыры. Ему вдруг пришла в голову мысль о том, что в некотором роде он, написав книгу о Друни, воплотил в жизнь все кошмарные и самые мрачные видения, и сны массы людей, живших в этом городе на протяжении многих и многих веков, сделав сновидческую историю города подлинной. Но что если это даже и так? Разве не есть мифология города, его предания, легенды, обрастающие самыми невероятными подробностями, настоящей сутью тех, кто в нем живет. И сутью истории как процесса перемещения во времени фактов и событий. Но надо было продолжать путь дальше. Пробираясь по узким улочкам города, мимо рядов желтых трехэтажных домов, некогда построенных для семей рабочих, Кастусь вскоре достиг дома № 14, где проживала Мария Петровна. У подъезда дома он увидел двух старушек, мирно сидящих не лавочке. Они ни о чем не говорили и появление Карновского никак не привлекло их внимание, они даже не посмотрели на него, будто не видели. Подъезд в доме Марии Петровны был на удивление чист. Не валялись окурки, не пахло мочой, да и вообще ничем не пахло, казалось подъезд был простерилизован. Почтовые ящики висели на стене аккуратными рядочками и выкрашены в нежно-голубой цвет. Вообщем подъезд производил хорошее впечатление на всякого, кто сюда заходил и даже невольно возникало желание задержаться здесь, чтобы в прохладе отдохнуть минуту другую. Кастусь привычно поднялся на второй этаж и позвонил в угловую дверь с номером 19 — квартиру Марии Петровны. Долго никто не открывал, затем за дверью послышались нетвердые шаги, кто-то посмотрел в глазок и наконец открыл. Он сразу узнал мужа Марии Петровны, хотя тот немного потолстел, лицо, изборожденное морщинами вдоль и поперек еще больше погрубело, а в волосах появились значительные участки седины. Глядя на этого стареющего мужчину Кастусь мучительно пытался вспомнить его имя, но не мог этого сделать. В те годы, когда он бывал у Марии Петровны, он никогда не разговаривал с ее мужем, а имя его слышал только один раз из уст его жены. Помявшись в дверях Кастусь наконец спросил:

— Могу ли я видеть Марию Петровну Столярчук?

Мужчина смерил взглядом Карновского и пригласил его войти в квартиру. Проводил на кухню, где они устроились за маленьким столиком. Тут же была подана закуска, извлечена из холодильника бутылка водки, поверхность которой покрылась приятной испариной. Наполнены маленькие стопочки, поднимая свою муж Марии Петровны провозгласил тост: «За встречу!» и осушил ее залпом, Кастусь последовал его примеру и снова обратился к нему с вопросом:

— Простите, я не помню вашего имени.

— Гумий.

— Гумий?

— Да. Такое вот странное имя, оно чисто наше, друньское. Гумий, Макалоки, Анохия — это все имена, которые бытовали в окрестностях Друни и в ней самой. Вам, историку города следовало бы это знать.

— Нет, нет, я знаю конечно, — спохватился Кастусь. — Но не предполагал, что кого-то еще называют такими именами.

— В семьях, которые остались верны все обычаи еще соблюдаются.

Произнеся эту фразу, Гумий стал наливать очередную стопочку. Кастусь встрепенулся, услышав подобное утверждение, да еще из уст мужа Марии Петровны о котором раньше он и подумать не мог, что он сам местный уроженец.

— А что значит «остались верны»? — Поинтересовался Кастусь.

— Верны прежним традициям, обычаям. Кроме того, издревле все горожане условно можно было поделить на сторонников Соколовских и сторонников Друни. Вражда между обеими партиями существовал всегда, даже и сейчас. В вашей книге эта тенденция прослеживается очень четко и мы, друняни, очень благодарны вам за то, что вы встали на сторону города.

— Из чего же это следует? — Кастусь таким утверждением был немало удивлен.

— Видите ли у всех тех историй, преданий и легенд которые фигурируют в вашей книге, есть второй вариант: в нем князья Соколовские предстают в гораздо более привлекательном виде. Вы же отдаете предпочтение только тем фактам, которые выставляют Соколовских изуверами.

— Но я старался основываться только на тех известиях, которые мне удалось как-то документально проверить.

Гумий опрокинул еще одну стопочку, Кастусь к своей не притронулся. Карновским овладело какое-то чувство неприязни к этому грубому мужику, который все больше пьянел с каждой выпитой рюмкой. Он невольно поймал себя на мысли, что происхождение этой неприязни идет еще из его школьной юности, когда он посещая Марию Петровну всякий раз тайно думал о том, почему не он, Кастусь Карновский, находится на месте этого человека в качестве мужа Марии Петровны.

— Я бы хотел увидеть Марию Петровну. — Снова повторил свою просьбу Кастусь, на что Гумий ответил:

— Маша на даче. Приедет в понедельник, так что приходите, когда она вернется.

Разговаривать больше было не о чем. Кастусь встал, Гумий окинул его осоловевшим взглядом и будто что-то вспомнив щелкнул пальцами и со словами «Постойте» удалился в спальню. Через некоторое время он вернулся, держа в руках, нечто завернутое в белую тряпочку. Он развернул этот предмет, показывая Карновскому небольшой нож, лезвие которого было сделано в виде удлиненного листа крушины, а по всей поверхности его выгравирована змейка, тело ее было на лезвие, а рукоять выделана в виде головы змеи и судя по двум желтым пятнышкам, изготовленным из янтаря, это был уж.

— Вот, это вам от нас. От меня, от жены,