— Далеко отсюда Бомбей? — спросил Паспарту.

— Порядочно, — ответил агент. — Вам придется еще дней десять ехать морем.

— А где он, этот Бомбей?

— В Индии.

— В Азии?

— Конечно.

— Чорт возьми! Вы знаете… меня беспокоит одна вещь… мой рожок!..

— Какой рожок?

— Да газовый рожок, который я позабыл завернуть и который горит теперь за мой счет. Я высчитал, что газу сгорает в сутки на два шиллинга, то есть как раз на шесть пенсов больше того, что я получаю. И если путешествие затянется, то, вы сами понимаете…

Понял ли Фикс все обстоятельства с газовым рожком? Вряд ли. Он больше не слушал — он обдумывал план.

Англичанин и француз пришли на базар. Там Фикс предоставил своему компаньону делать покупки одному, посоветовав не опоздать к отходу «Монголии», а сам поспешно вернулся в консульство.

Придя к определенному решению, Фикс вновь обрел все свое хладнокровие.

— Господин консул, — сказал он, — я больше не сомневаюсь. Вор у меня в руках. Он выдает себя за чудака, который намерен объехать вокруг света в восемьдесят дней.

— В таком случае это большой пройдоха, — заметил консул: — он рассчитывает вернуться в Лондон, сбив с толку полицию обоих континентов.

— Это мы еще увидим, — ответил Фикс.

— Но не ошибаетесь ли вы? — спросил еще раз консул.

— Нет, не ошибаюсь.

— Тогда зачем же этот вор вздумал зарегистрировать свой проезд через Суэц?

— Зачем? Я не знаю… — ответил сыщик. — Но вот послушайте…

И в нескольких словах он передал консулу свой разговор со слугой мистера Фогга.

— А ведь правда, — заметил консул, — все говорит против этого человека. Что же вы собираетесь делать?

— Телеграфировать в Лондон, чтобы ордер на его арест прислали в Бомбей, а самому сесть на «Монголию» и следовать за вором до Индии, там, на английской территории, вежливо подойти с ордером в руке и сцапать его.

Сказав это, агент распрощался с консулом и отправился на телеграф. Таким-то образом он отослал директору лондонской полиции уже известную нам телеграмму.

Четверть часа спустя Фикс с легким чемоданом в руках, но с солидным запасом денег взошел на палубу «Монголии», и вскоре быстрый пароход во всю мощь своих машин понесся по водам Красного моря.

Глава IX,

где Красное море и Индийский океан благоприятствуют планам Филеаса Фогга

Расстояние между Суэцем и Аденом составляет ровно тысячу триста десять миль; по условиям договора с Компанией, пароходы должны проходить это пространство в сто тридцать восемь часов. «Монголия», котлы которой работали с полной нагрузкой, шла с расчетом прибыть в Аден раньше обусловленного срока.

Большинство пассажиров, севших в Бриндизи, ехали в Индию. Одни направлялись в Бомбей, другие — в Калькутту, но через Бомбей: с тех пор как железная дорога пересекла всю ширину полуострова Индостана, не было больше необходимости огибать Цейлон.

Среди пассажиров «Монголии» находилось много гражданских чиновников и офицеров всех рангов.

Одни из них служили в британской армии, другие командовали войсками сипаев[32]. Все они получали громадные оклады, даже теперь, когда к государству перешли права и обязанности Ост-Индской компании[33]. Младшие лейтенанты получали до 7 тысяч франков[34] в год, бригадиры — 60 тысяч франков, генералы — 100 тысяч франков.

Этому обществу чиновников неплохо жилось на «Монголии»; среди них было несколько обладателей миллионных состояний — молодых англичан, вздумавших основать вдали от родины торговые предприятия. Казначей, доверенное лицо Компании, по должности занимавший положение, равное капитану, организовал все на славу. За утренним завтраком, за ленчем[35], за обедом и за ужином столы ломились от мясных блюд и закусок, приготовленных на судовой кухне. Пассажирки — их было несколько — по два раза в день меняли туалеты; все занимались музыкой и, когда позволяло море, даже танцовали.

Но Красное море, как и все длинные и узкие заливы, было капризно и неспокойно: все равно, дул ли ветер со стороны Азии, или с берегов Африки. «Монголию» — это длинное веретено с винтом — отчаянно качало. Тогда дамы прятались по каютам, музыка замолкала, пение и танцы прекращались. Между тем, несмотря на шквалы, несмотря на качку, пароход, движимый своей мощной машиной, несся, не замедляя хода, к Баб-эль-Мандебскому проливу.

Что же делал в это время Филеас Фогг? Быть может, взволнованный и беспокойный, он следил за сменой ветров, замедляющей движение судна, или за необузданными порывами шквала, которые могли поломать машину, или, наконец, представлял себе всевозможные аварии, грозящие заставить «Монголию» зайти в какой-нибудь порт и сделать бесплодным его путешествие?

Ничуть не бывало! Во всяком случае, если наш джентльмен и помышлял о подобных неожиданностях, он никак этого не показывал. Он был все тот же невозмутимый член Реформ-клуба, которого не могли смутить никакие происшествия или несчастные случаи. Он казался не более возбужденным, чем судовой хронометр. Его редко можно было увидеть на палубе. Он мало интересовался Красным морем, столь прославленным событиями первых веков человеческой истории. Он не выходил полюбоваться городами, разбросанными по берегам моря, живописные силуэты которых по временам вырисовывались на горизонте. Не думал он также и об опасностях Арабского залива, о котором старинные историки Страбон, Арриан, Артемидор, Идриси[36] упоминают не иначе, как с ужасом, и в который древние мореплаватели отваживались проникать, лишь обезопасив себя искупительными жертвоприношениями.

Что же делал этот оригинал, находясь на «Монголии»? Прежде всего он четыре раза в день принимал пищу, причем ни боковая, ни килевая качка не могла помешать работе этой превосходно налаженной машины. Затем он играл в вист.

Да! Он нашел партнеров, таких же рьяных, как он. Это были: во-первых, сборщик податей, возвращавшийся к себе в Гоа, во-вторых, священник, преподобный Децимус Смит, направлявшийся в Бомбей, и, наконец, бригадный генерал английской армии, который ехал к своему корпусу в Бенарес. Эти трое пассажиров питали к висту такую же страсть, как и мистер Фогг, и, молчаливые, сосредоточенные, целыми часами сидели за картами.

Что же касается Паспарту, то он ничуть не страдал от морской болезни. Он занимал отдельную каюту в носовой части и тоже добросовестно ел. Нельзя сказать, чтобы путешествие в подобных условиях ему не нравилось. Он примирился с ним: пища была вкусна, помещение хорошее, он видел новые страны. К тому же он был твердо уверен,