— Что, не узнаёшь, клюшка? Совсем меня забыла!

В её голосе сквозила горечь, но больше дерзость и насмешка. Я поперхнулась от такой наглости и едва выдавила:

— Т-ты кто?

— Во! Приехали! — длинноволосая я шлёпнула себя ладонью по лбу и покачала головой, точь-в-точь как мой любимый смайлик фэйспальм. — Родную сестру не узнала!

Чего-о-о-о? Какую ещё сестру? Вот эта я — моя сестра?

Попятившись, я не удержалась на ногах и шлёпнулась на пол. От громкого стука моей пятой точки по доскам в избушке заворочались и заворчали, а я неотрывно смотрела на своё отражение у ног этой призрачной двойняшки из зеркала, Далы…

Проснулась я разбитой и уставшей, наверное, ещё больше, чем когда ложилась. После моего знакомства с Далой Яга быстро разогнала малину, шуганув близняшку, а вместе с ней и запричитавшую было Агашу. Мне тоже велела валить обратно на печку, безо всяких объяснений, буркнув, что все вопросы отменяются до завтра. Я, конечно, послушалась, уж очень нехорошим блеском горели бабкины глаза, но заснуть мне удалось нескоро.

Ворочаясь на жёстких полатях, я всё время вспоминала насмешливый взгляд двойняшки. Почему никто никогда… Глупый вопрос! Ну, кому бы было рассказать о ней? Почему она живёт в зеркале? Почему я раньше не чувствовала… А ведь чувствовала же! Даже называла её своей внутренней ведьмой! Значит, это она мне нашёптывала подсказки и предупреждала об опасности. А я её не слушала, пыталась заглушить алкоголем, задушить амулетом… Всё я, везде моя вина.

Уснула я совершенно растерянная, уставшая от самобичевания и непоняток. И мне снился чёрный кисель, в котором я плавала без всякой надежды на будущее…

Утро началось с громкого карканья. Такого, когда учёный ворон сначала говорит «кар-р-р-р, кар-р-р-р», а потом переходит на человеческую речь. То, что я услышала, не сулило ничего хорошего.

Яга вскинулась при первых звуках. И мы с ней. Я ясно услышала Агашу, которая принялась прибираться, Кузьму, что начал выбивать трубку, и острее всего — Ботаника, который от неожиданного пробуждения выпустил когти прямо мне в ногу. Взвыв от боли, я села на полатях и услышала виноватое мяуканье:

— Прости, Ла-а-а-а-да… Не хоте-у-у-у…

Гладкая шелковистая голова немедленно подсунулась под мою ладонь, и я машинально почесала кота за ушами, прислушиваясь к воронье-бабкиному разговору.

— Сегодня на закате дня суд!

— Уж прямо так всё страшно?

— Сама знаешь, Баюнна, за нарушение законов смерть на месте! Ей ещё повезло, что будут судить!

— Боги придут?

— Как же без них! Белбог и Чернобог точно, остальные подтянутся в соответствии.

— Акимушка, созови волков. Без них суд не будет правым!

— Уже был. Нечай вызвался за адвоката.

— И то ладно! Айдь к волхвам слетай. Они тоже слово имеют на суде…

— Слетаю.

Ворон каркнул особо раскатисто, аж в ушах заложило, и с громким хлопаньем крыльев взвился в воздух.

Только тогда я осмелилась высунуться с полатей. Агаша, стянув розовые патлы в пучок на затылке, деловито мела избу. Яга что-то бормотала под нос, сидя за компьютером и изредка щёлкая мышкой по ссылкам. На столе, на всё той же скатерти, дымился горячий кофейник, и по всей избушке пахло крепким свежесваренным кофе. До меня уже дошло, что это и есть Скатерть-самобранка, сервирующая всем еду по вкусу. Но вот как она догадалась, что мне по утрам нужен большой запас кофе? Этого из детства не вспомнишь!

Агаша тут же бросила метлу и подтолкнула меня к столу:

— Садись, золотце, садись, милая, скатёрочка сейчас тебе кофейку нальёт, как ты любишь, а, скатёрочка? Вот тебе пончик, а туточки булочки с яблочком, покушай, покушай перед дорогой-то!

— Какой дорогой? — удивилась я, хватая в полёте чашку кофе с молоком, и бросила быстрый взгляд на Ягу. Та, не оборачиваясь, махнула рукой:

— Погодь, внучка, объясню!

Я пожала плечами, чувствуя, как в душе растёт раздражение. Тащат меня в какую-то дыру, пусть и знакомую с детства, накидываются всей оравой, родственнички новоиспечённые, где только раньше были? Так теперь опять куда-то отсылают! Уж не домой ли, то есть в общагу? А что мне там делать, спрашивается, если июнь на дворе, и все сдают экзамены, одна я неподготовленная?! А если нет, то куда ещё? И про Далу все молчат молчком, а ведь она мне тоже семья! В общем, хренова туча вопросов и ни одного ответа.

В дверь негромко постучали, и Агаша резво бросилась открывать. Ну и прыть у старушки! В избушку, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку головой, вошёл Агей. Я улыбнулась — всё-таки он мне знакомее всех остальных, и да, я была рада его видеть!

Он коротко кивнул персонально мне и церемонно поклонился Яге:

— Здравия вашему дому, Баюнна!

— И тебе, Агейка, не болеть, — рассеянно отозвалась бабка, не отрываясь от экрана. — Сядь, позавтракай, пока Лада собирается.

— Спасибо, матушка накормила до отвала, — усмехнулся он, но присел напротив меня и схватил с тарелки пирожок. Поднёс к носу и шумно вдохнул запах:

— Ум-м-м, мои любимые, с мясом!

Зубы его, крепкие, белые, ровные, как на подбор, хищно впились в сдобу, а я, как заворожённая, смотрела на них. Агей перехватил мой взгляд и подмигнул, как старой знакомой. Я поспешно перевела глаза на его плечо, перевязанное бинтом, и спросила:

— Поранился?

— Ага, с нежитью дрался! — он проглотил пирожок в два укуса и довольно улыбнулся. — Спасибо, что помогла, кстати!

Его светлые очи блеснули, переливаясь жёлтыми бликами, радужка на миг заполнила весь глаз живым расплавленным золотом и снова вернулась в прежнее состояние. А я застыла, как дурочка, пришибленная невероятным открытием. Он был тем самым волком, которого я чесала за ушком в повозке, который набросился на жуткое существо, схватившее меня за ногу! Он волк! Оборотень! О боги, чего я ещё не знаю?

Оказалось, многого.

Когда чашка с кофе опустела, Агаша без церемоний выдернула меня из-за стола и потащила за печку:

— Одевайся, золотце! Агейка вас проводит! Я тебе тут вещичек собрала, на первое время хватит, а там прикупишь!

Я глянула на предложенный мне наряд и чуть не заржала в голос. Но сдержалась. Хотя далось мне это нелегко. На приступке печи лежала заботливо расправленная длинная красная рубашка вроде той, что была на мне, только плотно расшитая по вороту и рукавам белыми нитками. Узор был приятным, ненавязчивым, но блин, какой отстой! К рубашке полагался тканый тем же узором белый пояс и кожаные, красные же сапожки, как будто замшевые. Они мне жутко понравились, но не разряжаться же в национальную одёжку только из-за сапог?

Я возмущённо глянула на Агашу, а та словно и не заметила: