— Ладно тебе! Научится, узнает всё! Тяни лучше, а то к утрему в Обитель поспеем, вон, туман нас нагоняет!

Мне это всё снится. Это сон. Бабка разговаривает с лошадью. И та понимает, вон как вздохнула и прибавила шагу. Я тоже вздохнула и ущипнула себя за руку. Стало больно. Значит, не сон. Значит, всё взаправду.

Туман, и правда, нагонял колымагу. Клубился, словно дым от пожара, только белый, лизал задок повозки, солому и мои ноги в кроссовках. Такое впечатление, что это игривый котёнок охотился за фантиком на веревочке. Яга не хотела попасть в туман, и я поняла почему, когда почувствовала крепкий захват на щиколотке.

Завизжала от неожиданности! Костлявая рука держала меня! Чёрная, с отвратительной облезлой кожей! Я подёргала ногой, чтобы освободиться, уцепилась за борт повозки, заорала:

— Что это?!

Бабка обернулась и ловко стеганула по жуткой руке лозиной. И по мне попала, а потом ещё раз, поприцельнее! Хлясь! Хлясь! Но создание не ослабило хватки, потянуло меня прочь с повозки! Орала я, как резаная, на весь лес!

Меня услышали. Огромный бурый пёс вцепился зубами в кисть, рыча и мотая головой, и я почувствовала свободу. Оба противника остались позади, ибо Косматка припустила рысью, чуя страшную вонь, исходящую от создания. Меня трясло от пережитого кошмара, и я забилась в самый угол повозки, стуча зубами и судорожно сжимая край покрывала. Бабка оглядывалась на туман, вполголоса ругаясь сквозь зубы, потом бросила мне с досадой:

— Ну же! Отведи нечисть!

— Как?!

— Пожелай ей исчезнуть!

Я схватилась за амулет, с силой сжала его между пальцами, повторяя про себя: «Исчезни! Исчезни!» И, видно, помогло, потому что через минуту бурый пёс, тяжело дыша, вспрыгнул на повозку и свалился в солому. Яга облегчённо выдохнула и потрепала меня по волосам:

— Молодец, девочка!

— Что это было? — жалобно всхлипнула я. Сердце стучало, как сумасшедшее, пытаясь выпрыгнуть из груди, и я прижала руку к рёбрам, словно заталкивая его обратно. Собака выглядела потрёпанной, язык её вывалился из пасти, а на плече был кровавый след. Бабка оглянулась на удаляющийся туман и просто ответила:

— Нежить. Много её что-то развелось в последнее время…

Нежить! Покойник, что ли? Зомби? Только этого мне и не хватало для полного счастья! Прям вот всю жизнь прожила, мечтая встретиться разочек с нежитью! А тут такая оказия!

Собака потянулась носом к моей руке и легонько лизнула. Я осторожно коснулась лобастой головы, запустила пальцы в густую маслянистую шерсть между ушей и почесала благодарно. Пёс зажмурился, с удовольствием принимая ласку, а Яга усмехнулась ехидно:

— Вот и заслужил прощение!

Пёс рыкнул, ощерив зубы, и вскочил на лапы. Бабка дёрнула плечом:

— Ох, какие мы обидчивые!

Он глянул на неё исподлобья и спрыгнул с повозки, исчезнув в ночи. Я тоже решила обидеться:

— Ну вот, убежал! Какой красивый, жалко…

— Погуляет и вернётся! — отрезала Яга. — Волки, они такие, их не привяжешь!

Волк?! Мама дорогая! Это я волка за ушком чесала?! Моё измученное тело снова задрожало, постфактум, от стресса, страха, бог знает, от чего ещё. Волк против зомби, один-ноль. Что ждёт меня дальше? Чёрная магия? Человеческие жертвоприношения? Говорящие статуи? Бог-отец во плоти?!

— Не бойся, — услышала я. — Ты дома, ты не одна. Ты теперь никогда не будешь одна.

— Хорошо вам говорить, — жалобно ответила Яге. — А мне страшно!

— Что? — удивилась бабка. — Я ничего не говорила…

— А кто же тогда… Кого я всё время слышу?

Достало бояться! Достали все эти чудеса и непонятки! Достали хорроры и мистика! Хочу чётких и ясных ответов!

Ответ я получила чёткий, только совсем не ясный:

— Ах, это… Наверное, Дала балуется. Соскучилась! Ничего, скоро пообщаетесь.

Ещё и Дала какая-то приблудилась! Я закрыла глаза, решив больше ничего не спрашивать, ничему не удивляться и вообще поспать немного. Хотя бы сделать вид, что сплю.

Наверное, я и в самом деле задремала, потому что мне приснился сон, в котором я бежала по зелёному лугу наперегонки с бурым волком. И там, на лугу, были красивейшие цветы, светило солнце, а в траве резвились самые разные маленькие существа… И мне было хорошо.

А потом мы приехали. Косматка встала, от толчка повозки я проснулась и обалдела. Разлепив сонные глаза, увидела самый настоящий терем-теремок, как в сказке, но огромный, почти с нашу трёхэтажную общагу. Это было похоже на вопль души непонятого архитектора в жестокой депрессии: здание, очевидно, не возводилось в один присест, а дополнялось по мере надобности, поэтому я насчитала сходу восемь башенок, венчавших короба пристроек. Оргия окошек, узеньких и широких, балкончиков и террасок, крылечек с перилами и без, крашеных в разные цвета ставен и резных наличников — в глазах у меня зарябило от всего этого великолепия народного зодчества.

Не менее великолепным оказался и вышедший навстречу человек. Если Яга, едва сползшая с передка повозки, вырядилась цыганкой, то он носил чисто русский или белорусский, в общем, славянский костюм. Белая полотняная рубаха свободно обнимала большой торс, схваченный на поясе вышитой широкой тесьмой с кистями. Я видела такую в краеведческом музее, куда нас насильно таскала классуха для ознакомления с национальной одеждой. Серые портки были замотаны на голенях портянками, а на ногах сидели самые настоящие лапти! Широченные и длинные, ибо размер ступни у мужика был ого-го! Переведя взгляд с лаптей на голову, я даже дыхание затаила. Заросший по самые брови косматой шерстью медведь — вот что я подумала в первый момент. Потом различила место слияния волос и бороды, рот под усами и яркие чёрные глазищи под кустистыми бровями почище брежневских. Значит, всё-таки человек. И то радость.

— Гаврило, дружочек, — ласково обратилась к нему Яга, и на этот раз голос её был слаще мёда, — отнеси-ка Ладу к знахарю в лечебные покои!

А мне сказала негромко:

— Вот тебе ещё семья: Гаврила Потапович, твоей родной тётки сынок, а тебе, значит, кузен, двоюродный братец.

Я усвоила без лишних вопросов. Гаврила подошёл, по-медвежьи выворачивая лапы внутрь, бесцеремонно поднял меня и перевалил животом через плечо. Я только сдавленно охнула, очутившись лицом в его спине. Именно так мне всегда представлялись завоеватели, уносящие наложниц в свои владения. Яга безнадёжно вздохнула:

— Гаврилушка, ну разве так обращаются с гостями?! На руках, будь добр!

Медведь буркнул что-то неразборчивое и переложил меня удобнее, как ребёнка, на руки. Я решила не сопротивляться, хотя и хотелось. Не привыкла я к такому обращению. Гаврила шумно вдохнул мой запах в ямочке шеи, и мне стало не по себе. Но он пробурчал:

— Двоюродная. Семья.