они сделали перерыв. Солистка глотнула шампанского, прижалась к фотографу и замурлыкала. Фотограф с тем же непроницаемым лицом вытащил откуда-то золотой Паркер и подвинул к себе газету. Клетки быстро заполнялись.

— Никогда не видела, чтобы кто-то так быстро разгадывал кроссворд… Люблю умных мужчин.

— Я тоже.

— Ой…

— Тебя я люблю, хотел сказать… Ага.

— Тогда ладно… Слушай, бодяга эта, похоже, подходит к концу. Дедушка стал вякать… Да и сестра… — Солистку даже передернуло. — Как ты смотришь на то, чтобы уехать со мной куда-нибудь… скажем, в Испанию. Если все пойдет по плану, деньги скоро будут — причем будут только моими…

— Деньги, говоришь… — Фотограф оторвался от газеты. — Дорогая, с тобой — куда угодно.

Незаметно пристроив поудобнее газету, он завалил солистку на спину. Та закрыла глаза…

Ди-Джей нажал на стоп:

— Но и это не все.

Он вставил третий диск.

— Снято в тот же день, часа через два… Ммм-да… Мужик силен.

На экране был опять фотограф, но солистки на этот раз с ним не было. Вместо нее на том же диване лежала бабуся лет пятидесяти — та самая, которую тот щупал в машине. Удивительно, но из всей порнографии, снятой Ди-Джеем, это был первый случай взаимности. Кроссворд был заброшен. Жировые складки заполняли экран; огромные мягкие сиськи болтались вперед-назад… Буквально впиваясь в бабусю, хватая ее за все, что попадется под руку, фотограф с горящими глазами расшатывал диван… Бабушке тоже было хорошо. Она томно улыбалась, чуть постанывала, прикрывала глазки от удовольствия.

Фотограф кончил дело. Нежно обнявшись, они со Светланой Петровной лежали на диване.

— Света, уходи от Шитмана, уходи. Возможно, скоро у меня появятся деньги… Мы могли бы уехать — может быть, куда-нибудь в Испанию, например… а?

Старушка застенчиво посмотрела на фотографа:

— Ну, не знаю, Эдик, не знаю. Боря такой нерешительный, такой беззащитный… Без меня его кто угодно зачморит.

— Пускай чморят, пускай! Никто не должен мешать нам!

— Ммм… ну, тогда…

Валера ржал. Ерш с любопытством глядел на экран, Борода с подозрением смотрел он на Ди-Джея:

— Надеюсь, это все?

— Ну да… А что, мало?

— Мать твою… Сборище извращенцев. Как ты с ними работаешь?

Ерш пояснил:

— Это называется «геронтофилия». Любитель страстных бабусь. По сравнению с педофилией или, скажем, с некрофилией — полная ерунда. Для общества опасности не представляет.

— Да уж… Ладно, Серега, ты молодец, — Борода похлопал Ди-Джея по плечу и прошелся по комнате, размышляя вслух. — Теперь мы знаем, откуда берут деньги, чтобы попасть на сцену… Да. Но почему так много трупов? — Борода задумчиво почесал бороду. — И приятеля вашего, — он вспомнил оператора, — сначала повесили, потом сожгли… Что-то тут не так.

— Вот именно, — Ди-Джей был настроен решительно. — Подготовку к ритуальным убийствам снять пока не удалось — но это совсем не значит, что их здесь нет. Солистке есть что скрывать. Некоторый компромат у нас уже есть. И если на нее как следует надавить…

Борода помахал дымящим беломором:

— Серега, не торопись. Ты относишься к вопросу слишком эмоционально… Во-первых, шантаж — это незаконно. — Он помолчал. — А во-вторых, — Борода раздавил в банке окурок, — Его надо применять вовремя. Остынь. Мы еще слишком мало знаем.

Ди-Джей разрубил воздух ладонью:

— Слушай, дед… я уважаю твой опыт. Но ты же видишь — те, кто хоть как-то связан с группой, дохнут, как котята в унитазе. Я не хочу, чтобы с… — Тут он запнулся, — с… кем-нибудь что-то случилось. И вообще, до конца твоего расследования мало кто доживет. На кой хрен оно тогда нужно?

Борода пристально посмотрел на Ди-Джея. Тот выругался и выскочил из квартиры, хлопнув дверью.

Никто и не подозревал тогда, насколько он был прав.

5. Взрыв на кладбище

Вечером того же дня журналисты подъезжали к офису «Распутной жизни». Почти стемнело. На Дальневосточном мелькали огни редких машин. Ерш задумчиво смотрел на поблескивающие по краям дороги остатки болот Веселого поселка; на душе у него было неспокойно. Как отреагирует солистка на кадры, снятые в замке? Будет ли это для нее новостью? И вообще, как с ней разговаривать?

Он поделился сомнениями с коллегой. Валера беззаботно постукивал по рулю в такт песне из магнитолы:

— Не бери ты в голову… Это она просила показывать ей все, что наснимаем. Пусть сама теперь думает, как строить с нами разговор. Ее, блин, проблемы.

Москвич свернул в сторону кладбища, и их затрясло на каменистой дороге. Вокруг замелькали надгробия; впереди показались очертания здания офиса… Неожиданно что-то вспыхнуло. Ерш автоматически сунул руку в сумку и вытащил камеру. Валера резко затормозил…

— Что за…

Раздался дикий грохот. Вспышка на мгновение осветила островки леса, развалины химкомбината, покосившиеся могилы… Но ярче всего осветился дом, в котором «Распутная жизнь» разместила свою студию. Из окон вырвались языки пламени. Кирпичи пролетели над деревьями, как стая испуганных ворон. Ударная волна вышибла стекла, подкинула Москвич, и Ерш стукнулся головой о крышу машины. Завыли сигнализации припаркованных у входа у входа автомобилей, через несколько секунд один из них взорвался. Часть первого этажа обрушилась, и огонь сразу пошел вверх. Вскоре он разбежался по всему дому… Трудно было поверить, что он построен из кирпича. По-видимому, звукоизоляция и внутренняя отделка были выполнены из чего-то легкогорючего. Стены трескались одна за другой, вокруг стало светло, как днем. На мгновение показалось, что в огне кто-то машет руками, пытаясь выбраться наружу… но скорее всего, это была иллюзия. Когда стих грохот обрушающихся конструкций, стал слышен вой пламени. И опять, как в предыдущую ночь, в нос ударил сильный запах газа…

Пожарные приехали на удивление быстро. Валера отогнал Москвич чуть в сторону, оставив его в кустах. Ерш долго снимал, как заливали водой останки офиса. Потом появился желтый козелок, из него выползло несколько мусоров, которые начали бестолково бродить вокруг дымящихся развалин, ища, что бы спереть. Но пожарные не оставили им ничего.

Расстроенные мусора стали производить следственные действия: ковырялись в головешках, собирали в полиэтиленовые пакеты образцы какого-то хлама, фотографировали и измеряли все подряд. Потом подъехала труповозка.

Ерш подошел поближе, сунул менту пятьсот рублей и показал для верности просроченное журналистское удостоверение:

— Что там?

— Взрыв газа… Четыре трупа. Один вроде женский, два точно мужских. Последний — мы пока не поняли. Снимать ничего нельзя… В здании располагалась какая-то контора, мы нашли их телефон… Вот, кстати, их сотрудник подъехал. Может, что знает…

Администратор Антон, опираясь на капот своего вольво, квадратными глазами оглядывал то, что осталось от офиса. Очки сползли на уши, но он этого не замечал.

Ерш поздоровался. Издав невнятный