Лувен. Он окреп, тем не менее всегда оставался стройным и худощавым, храня свой великий талант в хрупком сосуде. Он снял жильё в Вюрцбурге,

ради которого Майн величавый

своё русло меняет и его обнимает многоструйной рукой.

Тритемий считался опасным человеком у большинства невежественных людей. Он постиг некоторые скрытые явления природы, в частности магнетизм и телепатию. Во время мистических опытов он мог читать мысли других на расстоянии. Он использовал тайный язык и секретные хронологические таблицы, с помощью которых давал толкования пророческих и мистических сюжетов Библии и каббалистических текстов. Превыше всего он ставил изучение Священного Писания, к которому питал глубочайшую любовь и требовал, чтобы его ученики изучали его с тщанием и благоговейным вниманием. В этом его влияние на Парацельса сказывалось всю его жизнь, ибо изучение Библии было одним из важнейших его занятий в последующие годы, и в его сочинениях мы неизменно находим свидетельства того, что он не только в совершенстве овладел её языком, но и проникся её глубочайшим духовным смыслом.

То, что Парацельс изучал оккультизм с аббатом и знал о его таинственных силах, не вызывает сомнений, так как позже он пытался систематизировать по-новому. Но он избегал наиболее опасных опытов, потому что считал их противными произволению божьему, а более всего он питал отвращение к чёрной магии, которую практиковали менее щепетильные люди, убеждённые, что она даёт выход силам зла. Он отказывался от всякого личного дохода от применения благотворной магии и считал, что только благо других может оправдать её, а особенно исцеление других по воле Божьей.

Роберт Браунинг[28] нашёл верное определение его отношению к любым каббалистическим попыткам управлять людьми путём воздействия на сознание в эгоистических целях:

Отринуть в силах я все праздные ремёсла

Педантов искушённых, что тайно тщатся всех учить

И Чёрной Магии, и Чудесам, и Тайнам Запредельным.

Поистине – другим оставим место хвалы им возносить.

Сердечно-сокровенна невидимая нить,

Меня соединяющая с нашим Богом!

Зловещ тот друг, кто жаждет власти надо мной.

Низки и отвратительны стихии порожденья,

Чтоб мне их помощи просить.

И, в лучшем случае, что значат все они

В сравнении с Богом, помощь всем дарующим,

В сравнении с Богом, путь всем указующим?

И мир земной воздаст, секреты открывая.

И каждое открытие способно

Воображение собою поразить,

Учить и радостью дарить

Наставника, которого нам Бог даёт.

Именно с этой не вызывающей сомнения целью он вновь приступил к свойственной ему практической экспериментальноисследовательской работе. Он видел разницу между подходящей ему духовной пищей и той, что не позволяла его устремлённой душе восходить к Богу. Лучше всего было бы лечить людей так, как лечил их Христос, и со временем единение с Богом могло бы наделить его такой исцеляющей силой, но в то время ему было дано божественное повеление и божественное поручение изучить все способы лечения, которые Творец заложил в природу. За годы учения у Тритемия Парацельс, несомненно, ощущал внутреннее влечение, которое подтолкнуло его к тому, чтобы занять место в повозке Божественного обоза, ибо это было время перелома в его жизни, и он должен был выбрать, идти ему вперёд в неизведанное или отказаться от высокого и смелого предприятия. Он отказался от всего, что вело к мирскому благополучию, и начал странствие в поисках знаний. При себе он имел столько пожитков для поддержания телесного комфорта, сколько было у poverello из Ассизи[29].

Глава III

Три первоосновы

Настало время первого прозренья

В тот мир, куда мой замысел проник,

В стремлении постичь творенья Бога,

И Бога Самого, и всё идущее от Бога

Пытливым человеческим умом.

«Алхимия не должна заниматься ни золотом, ни серебром; её назначение в том, чтобы создавать максимально эффективные экстракты и назначать их от болезней». Таков был результат научных изысканий Теофраста фон Гогенгейма в Шваце[30]. Но шёл он сюда не без желания узнать, возможно ли найти соединение, которое превращало бы неблагородные металлы в золото. Он так много читал и слышал о якобы достигнутом успехе, что ему было трудно избежать соблазна возможного достижения цели.

Ему было, наверное, около двадцати двух лет, когда он стал работать у Фюгера в Шваце и влился в небольшую компанию рабочих, занятых на серебряных рудниках и в лабораториях. Его пребывание там было самым значимым периодом подготовки к новому походу в науку. Эти Фюгеры никоим образом не были связаны с Фуггерами из Аугсбурга, которые занимались горными работами в Блайберге. Это были графы из Фюгена, что в Тироле. И их рудники находились в Тироле, километрах в тридцати от Инсбрука. Зигмунд Фюгер относился с особым дружелюбием к Парацельсу и принял его у себя в Шваце.

Парацельс открыл для себя два типа рабочих – рудокопов с их управляющими и химиков с их плавильными тиглями, ретортами и склянками. Химики были ещё и алхимиками. Их исследования – анализы и химические соединения – были частью оккультного экспериментирования. Они искали тайные пути постижения тайн Природы с помощью обрядов, жертвоприношений и старинных обычаев; с учётом дня и часа, а также астральных влияний; с колдовством и вызыванием духов и таинственными измерениями и взвешиваниями. При всей опасности таких действий они пытались овладеть знанием, принимая каббалистические меры предосторожности, и надеялись на внезапное откровение, для чего постились и медитировали. Считая себя христианами, они принесли свои оккультные пристрастия и методы из более древних времён, чем мы можем себе представить, из того мира, о котором они не знали ничего, кроме отрывочных сведений, тайных преданий и странных обычаев – тех, что практиковали шумеры, акадийцы, вавилоняне, ассирийцы, египтяне, индийцы, персы, финикийцы, арабы, иудеи, греки, римляне, готы, кельты, тевтоны, татары, монголы и оставили после себя в наследство. Однако многобожие в большей степени благоприятствовало оккультизму, чем Христианство, ибо многобожие и было оккультизмом, и алхимики унаследовали его терминологию и обычаи.

Парацельс работал с обеими группами. Он познал опасности и тяготы горных работ и изучил природу залегания жил благородной руды, некогда подвергшейся расплавлению способом, о котором он мог лишь догадываться, протекшей в трещины и расселины внутри гор и застывавшей там сверкающими прослойками. Три силы работали над ними: огонь, текучесть и отвердение.

Его первые биографы или, скорее, те из них,