Тут Меркулов меня перебил:

– Но клоны как-то здесь ходят! Или ходили по крайней мере! Кто-то же тропу протоптал!

– Правильно. То же самое Гладкий спросил у майора. Шапур ответил, что на планете раньше велись интенсивные исследования…

– Ну еще бы!

– …И в результате ценой долгих проб и ошибок здесь были построены дороги и кое-какие объекты. Космодром, например. А в местах сгущения аномалий удалось проложить только пешие условно безопасные маршруты. По которым двигались экспедиции в специальных герметичных костюмах, с кучей разного снаряжения. Воду им забрасывали вертолеты. Что не всегда удавалось. И даже в этих хорошо обеспеченных, отслеживаемых с орбиты экспедициях без жертв не обходилось…

– Понял. Короче, этот твой Гладкий уговорил коменданта лагеря, и добренький клон послал за Злочевым своих людей?

– Да. У них в цитадели есть несколько легких скафандров. Они спустились по тропе – главное, прошли через один мерзкий слой, где давление в три с лишним атмосферы, – и нашли Злочева в полной отключке. Притащили в лагерь и даже кое-как откачали. А нам объявили, что это было в последний раз. Ни при каких условиях они за беглецом больше не отправятся. У нас от побега отказались сразу четыре группы. Это только из тех, о которых мне точно известно, что побег готовился.

– Так что – Злочеву за побег вообще ничего не было?

– Вы еще не знаете клонов. – Я улыбнулся. – С юридической точки зрения, Злочев не ударился в бега, а «ходил на прогулку». Но ведь из-за своей «прогулки» он пропустил несколько занятий и молитв, то есть нарушил дисциплинарный регламент! Вот за это его и посадили на пять суток в изолятор.

Меркулов хохотнул.

– Да-а… дисциплинка… Ладно, хватит языками чесать. Хоть убей, хочу своими глазами еще один слой увидеть. Идем?

– Ну давайте. Только учтите: нас с вами тоже в изолятор посадят, если мы через полтора часа не вернемся. А без ужина так точно останемся. Поэтому дойдем до кроулера – и сразу назад.

– Договорились.

Не могу сказать, чтобы Меркулов мне нравился. Скорее даже наоборот. Но одного у него не отнять: был он человеком храбрым, даже самоубийственно храбрым.

Вот что случилось под занавес той нашей прогулки.

Мы прошли первый слой Мути и погрузились во второй, в целом подобный первому, только в нем к «туману» добавились еще столбики розового свечения – штука безопасная, но поначалу пугающая. На Меркулова они не произвели впечатления, и он уговорил меня пройти еще чуть-чуть вперед. Мы спустились по тропе на несколько лишних метров и вышли из второго слоя.

Там была такая площадка каменная, довольно живописная, но уже основательно замусоренная окурками. Дальше этой площадки после случая со Злочевым никто не ходил. Все, кто спускался с плато, курили здесь раз, курили другой – и поворачивали обратно.

Легко догадаться, как мы называли это место. Правильно: Курилка.

Вокруг Курилки росли стройные грибные хвощи, напоминающие молодые кипарисы, обвешанные бурым серпантином, а в центре… в центре находилось крошечное озерцо. Над тем, почему оно не высыхает, все мы устали ломать голову, ведь глубины в нем на глаз было – по колено. И – ни родника, ни ручейка, которые бы это озерцо питали.

Вода там была вроде как обычная – вовсе не серое желе, о котором рассказывал Злочев. Но цвет… Цвет – как у тех изумрудных минералов в жилах, которые здесь повсюду перли из горной породы. Ярче купороса.

Ни пить, ни даже прикасаться к этой воде никому из нас не приходило в голову.

Когда мы с Меркуловым вышли на площадку, я по привычке закурил. Затянулся, поглядел по сторонам. Прикинул, что на ужин мы еще можем успеть – надо будет только сразу по выходе из верхнего слоя Мути припустить бегом.

В общем, я немного отвлекся. А когда до меня дошло, что Меркулова рядом со мной больше нет и я резко обернулся, то обнаружил, что капитан-лейтенант сидит на корточках над озерцом. А из его сложенных лодочкой ладоней капает ядовито-зеленая вода.

– Нет! Ни в коем случае! Не пейте!

Куда там!

Меркулов сделал несколько глотков, а остатками воды умылся.

– Дрянь, – сказал он, подымаясь на ноги. – Как мел с йодом. Но пить можно. Понял, лейтенант?

И пока я, остолбенев, соображал, как бы поскорее устроить психу промывание желудка, Меркулов продолжил:

– А раз пить можно здесь, почему дальше нельзя? Злочев говорил, что вода в ручьях, как желе? Очень хорошо. Значит, ее надо не пить, а есть. Только и всего!

– Но комендант лагеря… – пролепетал я.

– Ребята, я вас не понимаю, – задушевно сказал Меркулов. – Почему вы так легко согласились, что какой-то клонский майор-недоучка умнее, чем вы, кадровые офицеры российского военфлота?

2616 г.

Кенигсберг, Российская Директория

Планета Земля, Солнечная система

– У Таньки ужасный характер!

Так говорили Танины одноклассники. Так считали Танины учителя.

Когда Таня поступила на факультет истории внеземных культур, эстафету подхватили одногруппники и преподаватели.

Словом, «характер» прямо-таки преследовал Танечку Ланину. И совершенно непонятно было, куда от этого характера деваться.

Когда после окончания университета Таня устроилась на скромную должность лаборантки в Кенигсбергский научно-исследовательский институт ксенологии (КНИИК имени Ю. Кнорозова), вместе с ней в сектор полевых исследований (именовавшийся попросту Лопатой) поступил и ее пресловутый «характер».

– Эта новенькая – она такая странная, – заметила аспирантка третьего года Жанна Скрябина, недовольно морща свой царственный носик.

– В смысле? – Старший научный сотрудник Оленька Белая неохотно оторвалась от зеркала, спрятала в косметичку тюбик жидкой помады кораллового цвета и вопросительно посмотрела на Жанну.

– Я к ней со всей душой, а она…

– А она? – Оленька снова уставилась в зеркало и принялась поправлять прическу. – Что – она?

– Понимаешь, я думала ее пригласить сегодня… Ну, на сабантуй. Сказала, заходи вечером в «Палисад», выпьем абсенту, потанцуем… Тем более повод есть и все такое… А она сказала, что танцевать не умеет, абсента не пьет и мне не советует. Причем с таким видом! С таким видом! – Голос Жанны звучал обиженно.

– Мало ли… Может, она и впрямь абсента не пьет… Потому и на сабантуи наши не ходит.

– А мы кто, получается? Алкоголички, что ли? Она на это намекает, да? Вот ты мне скажи – на это она намекает?!

– Да кто ее разберет, твою Таню, – пожимала плечами Оленька. – Она такая невоспитанная! А впрочем, чего ты хочешь от девушки с планеты Екатерина? Это же богом забытое место! Как ее вообще угораздило в университет поступить… Вероятно, по программе какой-нибудь. Что-нибудь вроде «Гуманитарные инициативы – жителям дальнего Внеземелья». Внеземельники эти, говорят, даже экзамены вступительные не сдают, их так просто принимают, для процентовки…