— …Они почти все в курсе, — тяжело дыша, прерывисто выговаривал Рой. — Конечно, нельзя — ждать, что они — во всем разберутся. Эти парни — не из ученых — по большинству — хотя мы их отбираем строго. Умники — как раз не лучшие солдаты — вся эта образованность — ну, знаешь, с гражданки в ополчение и все такое — чушь собачья. Слава богу, это уже кое до кого доходит… Нам нужен солдат на все сто, по старинке — чтобы он крови жаждал — и к чертям все эти ваши розы-мимозы про образование…

Рейнарду казалось, что они бегут уже несколько часов кряду: поначалу он задыхался и страдал от колотья в боку, но потом наконец обрел второе дыхание и освоился с легким, размашистым бегом своего спутника. Живой жар согревал его тело, а ум был непривычно ясен, хотя границы сознания, казалось, странно раздвинулись. Его чувство времени словно бы неуловимо изменилось: он, к примеру, не мог сказать, сколько уже длится речь Роя, — короткие, задыхающиеся реплики казались словно бы продолжением его собственного потока мыслей, но вряд ли он смог бы ответить, когда именно его размышления слились со словами, произносимыми другом.

Он также не мог с уверенностью сказать, сколько раз они уже обежали лагерь; свыкнувшись с движением, он перестал замечать ориентиры, и без того почти слившиеся с темнотой. В конце концов Рой решил, что хватит, и они вернулись к машине. Накинув верхнюю одежду, несколько минут они молча отдыхали; показались первые звезды, и из ближних кустов раздался пронзительный крик какой-то ночной птицы, внезапный и тревожный.

— Ладно, — сказал после паузы Рой. — Ну еще немного спарринга, и на этом, я так думаю, все. Боюсь, придется нам драться без перчаток: у меня лишней пары нету… О'кей, значит, я тебе просто покажу, что к чему… А потом надо будет передать тебя Спайку… Ладно, начнем с исходной стойки — нет, руки вот так, понял? Нет, смотри на меня — как у тебя ступни стоят — позиция — это важно. Хорошо, а теперь — поехали! Нет, так ты мне подставляешься — просто сосредоточься на защите, не думай об контрударах — дать сдачи еще сто раз успеешь…

Неуклюже, нервничая, устав после бега, Рейнард покорно осваивал движения под терпеливые наставления Роя. Горящие фары создавали мирок яркого света в окружающей тьме — мирок, единственными обитателями которого были два их раздетых тела. Рейнарду и правда казалось, что вне освещенной области простирается безднами ничто, небытие: реальным было лишь это безмолвное единение борьбы, двойственный образ реальности, то неясно размытой (когда они отскакивали друг от друга), то сфокусированной в точке ясности, когда они внезапно входили в клинч.

Рой, в качестве инструктора пока что нанесший ученику всего один-два слабых удара, вдруг быстро и сильно врезал Рейнарду в грудь и сразу же сбоку по голове. Судорога чисто физической ярости подхлестнула Рейнарда к обороне: он сразу же собрался и напрягся, с пылким воодушевлением ожидая следующего удара. Он отпарировал его неловко, и костяшки пальцев Роя больно задели ему кожу над правым соском. Еще и еще удар обжег и без того саднящее тело — его охватило бешенство, он страстно желал причинить боль крупному обнаженному телу своего инструктора. Он бил как попало, без техники, ослепнув от ярости; его противник, защищаясь с непринужденной легкостью, отмахивался от ударов, как от мух. Когда Рой шагнул в область яркого света, Рейнард на миг увидел его лицо: сильное и хищное, как у волка, но совершенно спокойное и бесстрастное — рот изгибался в привычной, довольно глупой улыбке. Это зрелище вызвало у Рейнарда новый приступ бешенства: он бросился в атаку и на секунду застиг Роя без защиты. Он нанес еще удар, вложив в него всю силу, и с дикой радостью увидел, что попал Рою кулаком прямо в губы. Рой глухо хмыкнул и внезапно схватил руки Рейнарда словно в тиски.

— Вы только гляньте! — Он хохотнул.

Все еще кипя от ярости, Рейнард мгновение сопротивлялся — затем, сознавая огромное превосходство Роя в силе, ослабил мускулы. Ярость его утихла; он вдруг почувствовал, как им овладевает непомерная слабость. Это ощущение было странно приятным, напоминая пробуждение после анестезии у зубного врача; ему хотелось громко расхохотаться, закричать, сморозить какую-нибудь чушь. К его удивлению, Рой все еще его не отпускал; подняв взгляд к лицу друга, он увидел темные, как водоем, глаза и полные губы, изогнутые, как и раньше, в приятной безликой усмешке.

Внезапно устыдившись, Рейнард опустил глаза.

— Извини, — сказал он, — я сорвался.

Рой на мгновение усилил хватку и фыркнул.

— Этого-то я и ждал, — сказал он.

— К-как? — запнулся Рейнард.

— Хотел убедиться, что ты дашь сдачи — я хотел, чтобы ты разозлился. Знаю, это неправильный бокс — тебе еще надо все правила усвоить — но штука в том, что тебе надо научиться драться, а это не выйдет, коли у тебя кишка тонка. Без злости никакая техника тебя не спасет.

Последние слова Рой произнес странно приподнятым тоном. Внезапно он отпустил хватку и напоследок хлопнул Рейнарда по плечу.

— С тобой все в порядке, парень, у тебя выйдет. Он отошел и принялся искать свою одежду.

— Надо нам поторапливаться, так что давай одевайся, — сказал он. — Выпьем по кружке в «Солдате», и я тебя отвезу домой… Пиво тебе теперь придется урезать, раз уж ты взялся за тренировки… С курением тоже бы неплохо завязать. Тебя это вообще не заботит?

— Я много курю, — признался Рейнард.

— Я бы на твоем месте постарался бросить, — Рой говорил, как показалось Рейнарду, с излишним нажимом. — Дело не в каком-то там физическом вреде — дело, знаешь ли, в психологическом эффекте. — Полуодетый, в незаправленной рубашке, он пристально смотрел на Рейнарда. — И вообще, курение — отвратная привычка, — добавил он, натягивая носки, — а потворствовать себе в этом проще простого… Для мальчишек еще сгодится, но раз ты теперь один из нас, — и снова он как будто слишком уж подчеркнул эти слова, — тебе хорошо бы суметь без этого обходиться. Я знаю, это трудно — я сам черт-те сколько бросить не мог — все время срывался, сам понимаешь, а потом стыдно было, хоть убейся. Но, по большому счету, оно того стоит.

— Я, наверное, брошу, — отозвался Рейнард. — Все равно я вкуса сигарет не чувствую толком — в последнее время. Может быть, это из-за того, что я разбитый какой-то.

Рой кивнул.

— Вот именно, — сказал он. — Сам убедишься, что он вернется — вкус, я имею в виду. Брось на время — и ты потом от этого гораздо больше удовольствия получишь. Мой тебе совет, — добавил он мимоходом, — мне, по крайней мере, это помогло, — никогда не курить в постели или когда ты один… Ну что — готов? Ладно, тогда вперед за обещанной пинтой.

Он забрался в машину, и Рейнард за ним. Плато опустело: остальные участники «тренировки» (если они ими были) исчезли. В слабом свете луны ровный ритм меловых холмов нарушали смутные неровные контуры насыпей и укреплений, составляющих так называемый «лагерь» — вновь заброшенный и бесхозный, обитель ветра.

В течение нескольких следующих недель тренировки Рейнарда продолжались довольно регулярно, следуя программе, намеченной Роем Арчером. Рейнарду казалось, что Рой скорее доволен его успехами; самого же его поражало то, как тренировки его изменили. Он чувствовал, что у него улучшилась не только физическая форма — состояние ума тоже стало более стабильным; тревожное чувство «распада», ощущение, что его «индивидуальность» вот-вот от него ускользнет, почти ушло в прошлое: оно было сродни некой зазорной привычке, от которой он уже почти избавился, и хотя, подобно привычке, оно все еще жило в глубине его сознания, искушение ему уступить ослабевало, по мере того как проходили недели.