Он вошел в приемную, где сидела женщина лет сорока. Онапросматривала модный журнал, подняла голову при появлении гостя.

– Кто вам нужен? – нелюбезно спросила она. Прежнеголоска не было, здесь уже отвыкли за несколько месяцев от важных клиентов. Ктому же секретарь была обижена на своего шефа, вдвое сократившего ей зарплату.

– Мне нужен господин Чагунава, – пояснил Дронго.

– Он у себя, – показала на дверь секретарь, –можете входить.

– Вы не будете докладывать? – уточнил Дронго.

– Зачем? – спросила она. – Мы и так доживаемпоследние дни. А со следующего месяца я, наверное, здесь уже не буду работать.Он меня увольняет. Сократил в два раза зарплату, а теперь и вообще решилизбавиться.

Дронго усмехнулся.

– А где обычно сидел господин Сутеев?

– В соседней комнате, – вздохнула женщина, –только его уже убили. Боюсь, что и моего ждет такая участь. Когда остаешьсядолжен такие деньги, могут убить где угодно.

– Вы так полагаете?

– Уверена. А вы сами из милиции?

– Нет. Из налоговой инспекции.

– Тогда прямо к нему. У него сейчас как раз настроение дляналоговой, – хищно улыбнулась секретарь. – Хотя, подождите, –она подняла трубку, – порядок есть порядок.

– Вахтанг Михайлович, – сообщила секретарь, – квам пришли из налоговой инспекции.

– Откуда? – удивился Чагунава.

– Из налоговой. Хочет с вами переговорить.

– Какая налоговая инспекция? Какие налоги? С каких прибылей?У нас только долги остались и убытки, – взревел Чагунава.

– Значит, ему уйти? – спокойно спросила секретарь.

– Я сейчас выйду, – крикнул Вахтанг Михайлович.

Через минуту дверь открылась, и на пороге появился мужчинасреднего роста. У него были белые густые волосы, немного выпученные красноватыеглаза, мордастое лицо, крупный нос, кустистые брови. Одетый в светлый костюм итемную рубашку без галстука, он испытующе взглянул на гостя.

– Это вы из налоговой? – грозно спросил он. По-русскиЧагунава говорил без грузинского акцента. Очевидно, он родился и жил в России.

– Кажется, я, – кивнул Дронго, – мне можно зайти квам?

– Конечно, можно, – посторонился Чагунава, –входите. Мила, сделай нам кофе.

– Кофе закончился, – нагло сообщила Мила, – может,чай?

– Тогда купите кофе, – загремел Чагунава, – почемуты меня позоришь перед гостем? Пошли кого-нибудь из ребят, и пусть купит банкусамого лучшего кофе.

Он добавил еще несколько слов по-грузински. Дронгоулыбнулся. Он немного понимал этот язык. Мила нахмурилась. Она не понимала, нодогадывалась, что ее обругали. Хозяин и гость вошли в просторный кабинет.Чагунава пригласил гостя за длинный стол, уселся напротив.

– Чем могу служить? – поинтересовался он.

– Я не из налоговой инспекции, – сразу началДронго, – только я не хотел, чтобы об этом узнала ваш секретарь. Судя повсему, она недолго здесь задержится.

– Выгоню как собаку, – пообещал Чагунава. – Когдаполучала по три тысячи долларов, была как идеальная любовница, а теперь, когдамы ей немного урезали зарплату, превратилась в сварливую жену.

– Немного – это насколько?

– Уже успела пожаловаться? Да, в два раза. Но полторы тысячидолларов ей тоже много. Это почти пятьдесят тысяч рублей. Только она считает вдолларах, а я в рублях. И все мои поставки идут в рублях, кроме наших долгов.Раньше получала шестьдесят пять тысяч, почти три тысячи долларов, а сейчаспятьдесят две. Немного сократили, но она считает в долларах. Раньше три, сейчасполторы. Но разве можно так считать? Я же не виноват, что рубль обесценился.

– Везде кризис, – согласился Дронго.

– Как вас зовут?

– Меня обычно называют Дронго.

– Какое странное имя. Господин Дронго, откуда вы пришли?

– Я частный эксперт, занимаюсь расследованием убийствавашего компаньона и заместителя Николая Сутеева.

– Какой хороший человек был, – вздохнул ВахтангМихайлович, – сейчас таких уже не найдешь. Надежный друг, очень верныйкомпаньон, хороший производственник. Мы с ним начинали буквально с нуля. Онтогда все продал и вложил свои деньги. Триста тысяч рублей. А я дал семьсот.Вот так мы и начинали с первого миллиона рублей. Тогда это было тысяч тридцатьпять по курсу, сразу после августовского дефолта. Решили открыть свое дело.Очень рисковали, но оказалось, что рассчитали все правильно. Уже через год делапошли гораздо лучше.

– И компания начала расширяться?

– Еще как! Мы уже считали себя почти олигархами. Вот мне всевремя говорят про мировую коньюктуру, про цены на нефть, которые росли целыхсемь лет. Или восемь. Что мы правильно все рассчитали, решив вложиться впроизводство металла для жилых строений. Цены в Москве росли простофантастически. Это значит, что мы такие умные? На самом деле все не совсем так.А я знаю точно, в чем дело. И почему у нас все сразу поменялось в новом веке.Дело было в нашем бывшем президенте. Пока он у власти был, творилось настоящеебезумие. С деньгами, с правительством, с экономикой, с политикой, с кадрами.Все было вверх тормашками. Такой человек был неуправляемый. Горбачев оказалсяпросто слабый человек, не сумел ничего удержать. А этот был настоящийразрушитель по своей натуре. Я слышал, что у себя на родине он даже дом снес, вкотором царя и его детей расстреляли. Такой человек был неуправляемый. И покаон был у власти, все было шатай-валяй.

Дронго улыбнулся, но не стал спорить.

– А потом к власти пришел другой. Из Комитетагосударственной безопасности. Это нам сказки рассказывали, что он демократомбыл. Офицер КГБ не может быть демократом, как иудей не сможет никогда с??атьхристианином. Он ведь уже обрезан и может сделаться только мусульманином. Так иофицеры КГБ. Им дают такое воспитание и образование, что демократами они немогут быть по определению. Некоторые пытаются, но это обычные предатели. Вотпочему я сразу понял, что пришел серьезный человек и надолго. Как он сразунаших олигархов прижал! Почти все сбежали, некоторых посадил. А ведь долготерпел многих из своего окружения, не трогал, выжидал. Почти как Сталин. Ждал,когда начнет их убирать по одному. И всех убрал, всех расчистил. Только время сейчасдругое. Расстреливать уже нельзя, он их либо за рубеж, либо в неизвестностьотправлял.

– У вас целая теория.

– Какая теория. Это практика. Мы семь лет катались как сыр вмасле. Думали, всегда так будет. Такие деньги на ветер выбрасывали, уже планировалина двадцать лет вперед. Шальные деньги, шальные мысли. Все правильно. А потомпраздник закончился и наступило похмелье.