– Кроме как адом, я назвать этот период не могу. Казалось, что все против нашего расставания. Ну прямо вот все: работа не ищется, с ремонтом во второй квартире, которую мы все время сдавали и куда собралась переехать я с детьми, случается то одно, то второе, то третье, дети сходят с ума, а я… А я мучаюсь чувством вины. За то что не могу простить, не могу сохранить, не могу оставить все как прежде. И это какой-то сюр, потому что виновата-то не я в этой ситуации, сломала все не я, завела семью на стороне не я.

– Я стала как робот: завтрак, в школу, на работу, с работы, уроки, ужин, спать, завтрак, в школу, на работу… Сперва обратила внимание на то, что все начало невыносимо раздражать. А потом это раздражение куда-то исчезло и пришло безразличие. И такое состояние, будто все, ничего уже не будет. И я ужасная, и жизнь ужасная.

Причем на моем фоне Игорь просто цвел. Он отлично выглядел, из него так и перла энергия, и я ненавидела его за это. Что он, тот, кто заварил эту кашу, вот, сияет, радуется, пока я хочу лечь и умереть.

– Как ты вытащила себя?

– Подружка у меня есть, она тогда давно уже ходила к психологу. У меня возможности не было, но Инга подарила мне несколько сессий. Чтобы хотя бы понять, что со мной, диагностику какую-то получить. Специалист оказался очень хорошим, мне диагностировали депрессию, выписали таблетки и перевели под наблюдение к обычному бесплатному психотерапевту в ПНД. И тут тоже повезло, мне попался прекрасный, внимательный, чуткий доктор.

Медикаменты, правда, через какое-то время пришлось поменять, не подошел первый вариант, это нормально, обычная практика.

Где-то через месяц после врачебного вмешательства мне стало ощутимо лучше. Появились силы, желания. Я начала много читать, интересоваться своим состоянием, искать, как можно себе еще помогать. Делала всякие практики, вводила приятные ритуалы, вернула в жизнь спорт, постепенно возвращалась к общению с людьми.

Когда меня повысили и появились свободные средства, я начала ходить к психологу, помимо наблюдения у психотерапевта, которая курировала медикаментозное лечение. Это очень поддерживает.

Можно простить человека, но не хотеть быть с ним вместе. А можно хотеть быть вместе, но не находить в себе прощения.

У предательства нет пола. Нет возраста. Нет социального статуса. Люди нарушают договоренности не потому, что они – мужчины или женщины, не потому, что они богатые или бедные, не потому, что они имеют или не имеют возможности. Люди предают исключительно из собственных внутренних, личностных побуждений. Упрощая: человек предает, потому что он предатель. А не потому, что он мужик.

Отношений я боюсь. Осознанно избегаю их. Я отпустила Игоря. Мне неинтересно, как там у него, что там у него, и неинтересно больше, почему так произошло. Какой-то период я бесконечно, просто одержимо пыталась разобраться, почему он так поступил. Это и загнало меня в яму. Так что я перестала анализировать его. И начала анализировать себя, свои чувства, свою жизнь, что его поведение сделало со мной и как я могу это разрулить. Даже если предположить, что в нашей семье был кризис, которого я не замечала, Игорь мог прийти и сказать об этом. Но он не пришел. Более того, он ни разу не упоминал, что в наших отношениях его что-то не устраивало, наоборот, давил на то, какая мы прекрасная пара.

Что ж, значит, понятия о прекрасных парах у нас полярно разные.

Я хочу еще раз полюбить. И быть с кем-то хочу. Но пока боюсь. Думаю, это можно исправить. Раз я уже столько всего смогла пройти.

Просто не хочется начинать отношения, пока у меня еще есть проблемы с доверием. А они есть, я подспудно жду, что меня обманут, что человек окажется вообще не тем, за кого себя выдает.

Но я не сдаюсь (смеется).

– Будь у тебя возможность, ты бы отменила эту ситуацию?

– Конечно. Я любила Игоря. Очень. Я хотела прожить с ним всю жизнь. Было бы здорово, если бы он не делал всего этого. Но история не знает сослагательного наклонения.