Тоби взглянул на свои перебинтованные руки. Всего секунда, и он спасен. Сорвал повязки, почерневшие от крови, скатал их и перебросил через изгородь. Муравьи мгновенно накинулись на комок бинтов. Запах крови сводил их с ума. Они стали драться.

— Паршивый кусок листа! Из-за листа передрались!

Великан лениво пнул ограду и вернулся к своим.

Через минуту Тоби был уже далеко. Опасность миновала. Но больше он не останавливался — бежал со всех ног, будто муравьи гнались за ним по пятам.

Нижние Ветви звали его, он всецело им доверился и пустил свои мысли в полет. Когда быстро бежишь, легче думается. Тоби узнал об этом в Онессе в годы изгнания. Тогда он целыми днями носился по веткам, не замечая, что одолевает огромные расстояния.

Ему вдруг вспомнилось утро, когда к ним прибежал крошечный Плюм Торнетт, сам на себя не похожий от волнения и страха. Весь в грязи, он что-то мычал и указывал в сторону своего жилища. Сим пытался его успокоить, но Плюм завывал все громче. По-прежнему указывая на запад, он ухватил профессора за подбородок. Тоби мгновенно понял, что тот пытается сказать — немой имеет в виду бороду, то есть своего бородатого дядю. Что-то неладное случилось с Виго Торнеттом.

Тоби решил сбегать к ним сам, чтобы поскорее узнать, что произошло. Обращаться за помощью к Ассельдорам и Ольмекам, жившим выше, было некогда. Родители отпустили его с неохотой, а Плюма увели в дом.

Тоби жил на Нижних Ветвях уже третий год. Он домчался до Торнеттов гораздо быстрее, чем в первый раз. Теперь он знал, где можно поскользнуться и упасть, а где, наоборот, удобно перекинуты мостки-веточки, чтобы спрямить путь, и уверенно перебирался с ветки на ветку, прыгал с листа на лист.

В доме Торнеттов он не заметил ничего необычного: стол накрыт на двоих, огонь в очаге погас.

Несчастного старика он нашел по ту сторону ветки возле загонов с гусеницами. На него было страшно смотреть — старый Торнетт лежал на коре без сознания, одежда на нем была разорвана в клочья.

Тоби тогда исполнилось десять лет, и на его долю уже выпало немало испытаний, но никогда еще он не видел человека в столь плачевном состоянии. Мальчик бросился к лежащему с криком:

— Торнетт! Господин Торнетт!

Приподнял голову бородача.

— Скажите хоть что-нибудь, умоляю!

Старик не пошевелился. Слишком поздно! Тоби осторожно опустил голову друга на кору. Дул холодный ветер, и мальчика била дрожь.

— Прощайте навек, Торнетт, — театрально произнес он.

И тут почувствовал, как раненый схватил его за руки. Не просто схватил — вцепился, впился в кожу ногтями, чуть не проткнул насквозь. Тоби никогда бы не подумал, что старик обладает такой неимоверной силой. Мальчик завопил от боли — Торнетт очнулся и отпустил его.

Через час добрейший сосед, живехонький, возлежал на кровати, а Тоби влажной губкой протирал его покрытую ушибами грудь. Серьезных ран нет, но все тело покрыто сетью царапин, будто расчерчено красными линиями на квадраты. Растянувшись на простыне в своих длинных кальсонах, старик был чем-то похож на паука и выглядел довольно нелепо, так что мальчик с трудом удерживался от смеха.

Около загонов, едва очнувшись, Виго Торнетт пробормотал:

— В тюрьму, в Гнобль… Они меня посадили из-за сущего пустяка… И так лупили…

Тоби не понял, о чем это он. Наверное, еще не пришел в себя. От удара при падении сознание помутилось, и всплыло далекое прошлое. Он почувствовал себя прежним Торнеттом из совсем другой жизни, разбойником и хулиганом. Старик как-то упомянул о своей бурной молодости и о десяти годах, проведенных в тюрьме Гнобль. Такой ужас не забывается никогда.

Вскоре взгляд у него прояснился. И он рассказал, что с ним произошло.

Разводить гусениц и других личинок — дело непростое, требующее предельной собранности и внимания. К примеру, собирать нектар голубянки не так уж трудно, достаточно овладеть определенными навыками. Его стирают белой тканью, будто носовым платком. Затем ткань выжимают над тазиком.

Гораздо сложнее ухаживать за личинкой. Все знают, что каждая личинка окукливается, а из куколки получается взрослое насекомое. Но даже самые опытные специалисты не всегда верно предсказывают, когда это произойдет. За ее развитием нужно пристально следить и вовремя от нее избавиться. Мягкосердечный Плюм так привязывался к своим питомцам-личинкам, что сохранял у себя даже куколки, хоть это и неразумно. Бывало, что дядюшка помогал ему спихивать с ветки в бездну уже вылупившееся насекомое с усиками и мощными жвалами.

На этот раз Виго Торнетт столкнулся темной ночью нос к носу с огромным жуком-носорогом. На гладком блестящем панцире еще остались липкие ошметки кокона. Он только что появился на свет и был настроен весьма воинственно — неожиданная встреча удивила его, но явно не обрадовала. Еще немного, и он бы раздавил беднягу Торнетта. Однако тот не испугался, сам набросился на врага, ухватив за единственный рог. Жук мотал его из стороны в сторону, так что прутья исхлестали всё тело старика, и, наконец, сбросил, бездыханного, возле загонов, где через некоторое время его и нашел Тоби.

Отныне господин Торнетт запретил племяннику разводить кого бы то ни было, кроме маленьких безобидных гусениц и личинок нозодендридов.

Тоби вспоминал, что когда-то это происшествие казалось ему значительным и ужасным. На следующий день он рассказал о нем Элизе, причем приврал, будто сам обратил в бегство жука-носорога, который «был больше человеческого роста раз в пятьдесят». Элиза молча выслушала его, а потом спросила:

— А как поживает Плюм?

Она очень сочувствовала немому племяннику господина Торнетта, и Тоби даже казалось, что, будь он тоже немым, Элиза любила бы его больше… Подумать только, перед ней стоит герой, освободитель Виго Торнетта, а она интересуется каким-то жалким Плюмом!

— Твой любимый Плюм в порядке. Разве он сражался с гигантским жуком-носорогом? — ядовито процедил он.

— Нет, но и ты не сражался.

Тогда Тоби твердо решил, что никогда не станет врать Элизе.

Перелетая в кромешной тьме с ветки на ветку, он думал, что было бы гораздо лучше подраться врукопашную с кровожадным богомолом, чем убегать от своих же соплеменников, которые преследуют его с лютой ненавистью.

На рассвете беглец забился в узкую щель, выгнав оттуда ленивого древоточца, свернулся калачиком и уснул. Заря едва занималась. Ему следовало исчезнуть, ведь теперь он принадлежал к ночным животным, безымянным, неразличимым.

— Тоби, что с тобой?