лес. Там его поджидала Таламара, а иногда и Минати. Куа хотелось знать все подробности их двадцатилетних страданий. Он в свою очередь рассказывал им важнейшие события, происшедшие в родном племени за время их отсутствия: были годы удачной охоты, пришлось пережить и тяжелые голодные годы. После оползня земли, вызванного необычайными ливнями, был найден пласт каменной соли; повальная болезнь опустошила в течение одного месяца целых три селения.

— Расскажи мне о моем отце, — попросил однажды Минати; Таламара же избегала всякого намека на эту страницу своего прошлого.

Карлик поведал им о злоключениях Нанак-Сангара, над которым, казалось, тяготело проклятие. Из семи детей, родившихся от трех его жен — ни один не выжил. Болезни, обвал в пещере, нападение стаи голодных волков, как бы объединившись, скосили одного за другим. Самая молодая из его жен потеряла рассудок, когда у нее на глазах хищный зверь унес пятилетнего сынишку. Без устали бродила она из пещеры в пещеру в поисках своего ребенка.

Другую жену откопали из-под обломков скал. Она до сих пор ходит на костылях, а трое ее детей погибли при обвале. Наконец, третья…

— Скажи, брат, — прервал его юноша, — мой отец все еще славный охотник? Мать столько рассказывала мне о его подвигах.

— Да, он и теперь силен, как буйвол, и неутомим, как конь. Ростом он на целую голову выше любого из своих воинов, но вместе с тем ловок, как белка, — гордо заявил гном. — Он на моих глазах голыми руками задушил медведя. Я видел, как он, преследуя быка, на бегу вскочил на него и коленями с такой силой сдавил ему ребра, что у того подкосились ноги и он тут же свалился. А однажды он еще при мне ударом топора размозжил череп рыжеволосому ган-ни, а ведь у этих дикарей голова защищена густыми косами.

— И ты все это сам видел? — воскликнул Минати со сверкающими глазами. — Слышишь, мать!

Дух племени постепенно овладевал юношей и свирепые подвиги казались ему величественными. Но карлик озабоченно покачивал головой:

— Да, это истинный вождь. Но что поделать, когда над ним тяготеет проклятие. Вот уже два года, как табуны лошадей, каждую осень спускавшиеся с Арденнских возвышенностей, изменили свой обычный путь и благодаря этому мясо стало редкостью в наших стойбищах. К тому же еще эти проклятые ганни, которых голод заставляет покидать леса, приходят к нам с Далекого Востока и, как стая голодных волков, делают набеги на наши селения.

Сорока, собиравшая в лесу хворост, заметила карлика и его собеседников, удалившихся при ее приближении. Ей захотелось обменяться шутками с уродливым весельчаком и она бросилась их догонять, но те в свою очередь ускорили шаги. Разозлившись, Сорока выбранила про себя Куа и Таламару с ее недоноском. Взвалив на плечи вязанку с хворостом, она уже собиралась уходить, когда мимо пещеры прошла девушка. Сорока излила перед ней свою злобу:

— Угадай-ка, Кукушка, кого я только что встретила в лесу? Милашку Куа. Он собирал цветы вместе с той, знаешь, чужеземкой…

— Таламарой?

— Да, она самая. И интересно было бы послушать, как воркует влюбленный Жаба. Глядя на них, можно подумать, что они уже давным-давно знают друг друга.

— С чего ты это взяла? У тебя просто язык чешется. Ты ведь отлично знаешь, что Жаба впервые в нашей стране.

— А ты разве знаешь, откуда она явилась, когда в один прекрасный день свалилась нам на голову со своим уродцем, который вечно царапает кости? Помнишь, какая она была печальная? Ее тут же назвали Источником Слез. Вот это стоило бы разузнать.

Вернувшись домой, Таламара уселась перед пещерой и принялась за очистку оленьей шкуры, натянутой на рамку из ветвей. Но ее кремневый скребок не выскабливал с обычной ловкостью прилипшие к шерсти мясо и жир. Оторвавшись на миг от беспрестанных забот о сыне, она думала о своем покинутом в зените славы и могущества муже, на которого теперь обрушилось столько бед.

Несмотря на то, что он сам вынес своему сыну смертный приговор и был виновником всех постигших ее бедствий, он пробуждал жалость в ее нежном женском сердце.

Начался дождь. Таламара вошла в пещеру в тот момент, как Минати вернулся с реки. Он принес с собой убитых гарпуном двенадцать крупных рыб.

Таламару беспокоила мысль, что дождь помешает ей увидеться с Куа. Юноше тоже хотелось задать карлику еще много вопросов о выдающихся подвигах отца и он предложил матери встретиться с ним у одной пещеры, служившей складом для дров.

Озабоченный вид друга детства обеспокоил Таламару. Она извинилась перед ним за то, что заставила его прийти сюда под дождем. Он в ответ улыбнулся и покачал своей огромной взлохмаченной головой; ему приходилось выходить еще и не в такие погоды. Однажды, в снежную бурю, он охотился на мускусных быков.

Постояв несколько минут в нерешительности, он вдруг сжал свои огромные кулаки:

— Я только что чуть не задушил двух девушек за то, что они передо мной позволили себе шутить, связывая мое имя с твоим здешним прозвищем.

Таламара пожала плечами.

— Кто может запретить гиенам выть?

— Мой топор или мои пальцы, — проговорил рассвирепевший карлик, показав свои растопыренные пальцы.

— Мой друг, я поседела от вечных оскорблений и унижений.

Но не встреча с девушками была причиной гнева Куа. На самом деле, с тех пор, как он вновь нашел свою подругу детства и юности, его терзал страх, как бы кто-нибудь из прибывших с ним послов рано или поздно не узнал ее.

— Я так изменилась… — с печальной улыбкой возразила она. — Даже ты, а ведь ты был мне чуть ли не братом, когда увидел меня седую, долго колебался, прежде чем назвать меня именем, которое я уже считала канувшим в вечность…

Он согласился с ней, что его товарищи могли свободно несколько раз пройти мимо нее и не узнать в ней жену своего вождя. Но если случится так, что кто-нибудь нарочно обратит их внимание на пришлую женщину или если злые языки, как это только что произошло с ним, возбудят их подозрение, то…

— Друг, будь с нами откровенен, — прервал его Минати. — Разве надо мной и над моей матерью еще до сих пор тяготеет неумолимый закон? Ведь целая человеческая жизнь прошла с того времени…

Куа хранил молчание.

— Друг, тебе нечего скрывать от нас, — настаивал Минати. — Мы мужественно выслушаем тебя…

Тогда Куа заговорил торжественно и серьезно:

— Существуют яваны, которые, несмотря на прошедшие двадцать лет, еще до сих пор требуют вашей смерти в случае, если вас отыщут…

Таламара зашаталась, как от тяжелого удара,