Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мотив, — быстро произнесла она. — У Бориса Сергеевича абсолютно нет никакого мотива во всех этих убийствах и покушениях. Он менее недели в городе и посему не может иметь и маломальской обиды на всех этих женщин.
— Ну, отчего же, — не совсем уверенно произнес Поль, понимающий, конечно, что эта мадемуазель попала в самое уязвимое место его дознания. Найди он у Болховского мотив хотя бы к одному из убийств, он бы пришел не с беседой, а с ордером на арест. Однако полицмейстер продолжал сопротивляться. Так, по инерции… — Ведь кто-то из них мог отказать князю в его ухаживаниях.
— И он затаил обиду и решил отомстить? — воскликнула Косливцева и в волнении поднялась с кресла. — Ха-ха-ха, — деланно рассмеялась она, и оба мужчины, Иван Иванович по жизненному, а паче служебному опыту, а Болховской с удивлением первооткрывателя, почувствовали в ее смешке нотку ревности. — Я много лет знакома с Борисом Сергеевичем. И уверяю вас, господин полковник, весьма сомнительно, чтобы кто-то из них смог бы отказать князю Болховскому. И даже если бы это было так, наш князь попросту перевел бы свое внимание на другую, как делал это уже не раз. Что же касается мадам Натали Адельберг, то, насколько я успела понять, здесь у князя и вовсе был полный карт-бланш.
Князь Борис во все глаза смотрел на Анну. Ее глаза пылали. От волнения на щеках выступил легкий румянец, и теперь она не казалась серенькой мышкой, какой ее привык обычно видеть Болховской. Ее можно было назвать красивой, обладающей той неброской красотой, которая открывается постепенно и не каждому.
«Она восхитительна, не правда ли?» — произнес про себя князь.
«Правда», — завороженно глядя на Анну, ответил Борис.
«А ты столько лет не хотел этого видеть», — с укором произнес голос.
«Не хотел…» — согласился Болховской.
Косливцева, встретившись взглядом с Борисом, смутилась и опустилась в кресло. А тот, продолжая диалог с самим собой, пришел в себя только после слов, дважды повторенных полицмейстером:
— Вам надлежит явиться завтра в управление и дать письменные показания, слышите, князь? И прошу вас не выезжать из города, слышите?
— Да, да, конечно, я понял, — скороговоркой произнес Борис, пораженный своим открытием. Провожая полицмейстера, он несколько раз оглянулся на задумчиво сидящую Анну, словно впервые ее увидел лишь минуту назад. Когда он вернулся, незнакомка, забравшаяся в кресло с ногами, сказала ему голосом Анны Косливцевой:
— А ведь Иван Иванович прав. Все эти несчастия каким-то образом связаны с тобой, дорогой князь.
— Ты думаешь? — не нашелся более ничего сказать Борис.
— Думаю, — серьезно ответила Анна и прикусила губу.
Накануне Николина дня Анна вместе с отцом направилась в Адмиралтейскую слободу, где спускали со стапелей два военных морских судна: корабль «Громовержец» и транспорт «Лещ».
Она смотрела на возбужденное лицо Петра Антоновича, который никак не мог усидеть в закрытой коляске, все время беспокойно вертелся, постоянно выглядывая в окно. Спуск судов на воду для командора Косливцева, хотя и находящегося в отставке, всегда был праздником. Что-то было в этом событии такое, отчего не только у него, но и у самой Анны замирало сердце, наворачивались слезы, и пробегали по телу холодные мурашки. Что-то ухарски веселое и гордое. Хотелось вынуть шпагу и тотчас бежать брать Азов или Рымник или, забросив в небо цилиндр или шляпку, прокричать во все горло «Ура!».
В этот день у стапелей собрались, кроме нескольких тысяч народу, его высокопреосвященство архиепископ Амвросий, вся губернская и городская головка, в обязательных по сему торжественному случаю виц-мундирах, во главе с губернатором графом Ильей Андреевичем Толстым и, разумеется, весь казанский бомонд в парадных одеждах.
Многотысячная толпа ликовала, орала тысячами глоток, бросала в небо шапки и рвала на груди рубахи, когда после водоосвящения сошел со стапелей двухмачтовый транспорт «Лещ» 30 футов в длину и ширину; и, подняв в реке небывалую волну, скользнул в Волгу 95-футовый красавец «Громовержец», трехмачтовый бомбардирский корабль с тремя мортирами и двумя гаубицами.
После сего волнующего события, начальствующий Адмиралтейством его превосходительство флота капитан-командор Иван Григорьевич Перельшин пригласил всех дворян города отобедать у него на Адмиралтейском дворе.
Столы были накрыты в чертежной, возле большой модели 74-пушечного линейного корабля в полном вооружении. Корабль был наполовину обшит, наполовину нет, дабы желающие могли лицезреть его внутренности.
Анна с любопытством рассматривала сию диковинку. Как-то незаметно для нее рядом оказался Болховской, и они погрузились в увлеченное обсуждение соответствия модели настоящему кораблю.
— А что, Иван Григорьевич, стреляют ли пушки вашего корабля? — полюбопытствовала Анна.
— Конечно, — не без гордости ответил капитан-командор.
— Не соблаговолите ли продемонстрировать? — высказал их общую с Анной просьбу Болховской.
— С удовольствием. Дамы и господа! Праздничный залп!
Его превосходительство самолично забил в пушечку заряд, пользуясь зубочисткой, и поднес крохотный фитиль.
— Прошу вас, отойдите, — произнес он, и, когда все расступились, приложил фитиль к игрушечному стволу длиной не более детского мизинца. Тотчас пушечка плюнула бумажным шариком, исполняющим роль ядра, и испустила дымок, немного откатившись на лафетике с крохотными колесиками от корабельного борта, как настоящее орудие.
— Чудесно! — искренне восхитилась Анна. — Ваша модель выше всяких похвал.
— А мне можно попробовать? — подошла к макету Лизанька Романовская.
Такой девушке отказать в чем-либо было совершенно невозможно, и капитан-командор Перельшин, разумеется, ответил:
— Сделайте одолжение.
Он снова зарядил пушечку, зажег фитилек и дал его Лизе.
— Стрелять только по моей команде, — шутливо сдвинув брови к переносице, предупредил он. — Готовы?
— Готова, — звонко отозвалась Лизанька.
— Залп! — махнул рукой Перельшин.
Девушка приложила фитиль к стволу. Пушечка снова, испустив дымок, выбросила из жерла тлеющий бумажный шарик. Очевидно, его превосходительство в своем желании угодить первой красавице губернии на сей раз засыпал в пушечку несколько больше пороху, поэтому бумажный комочек отлетел довольно далеко, ударился в край стола, ткнулся в подол бархатного платья Анны и, загоревшись, упал к ее ногам. Дамы вскрикнули, мужчины замерли. Анна спокойно тряхнула подолом и наступила на тлеющий комок. Вернее, попыталась это сделать, потому как на секунду ее опередил Болховской, и ее атласная туфелька со всего маху опустилась на ботфорт князя.
— Да ты мне ногу отдавишь, mon ange [4], — прошептал он чуть слышно. — Сколько ж в тебе веса?