Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поцеловав даме ручку, Борис скорым шагом миновал сад и вышел через арочные ворота на улицу, едва не столкнувшись с престарелой парой, верно, страдающей бессонницей и совершающей променад, дабы хоть как-то убить долгие ночные часы.
— Прошу прощения, — слегка поклонился он в их сторону.
— Не стоит, — ответил за себя и свою даму старик, подняв на князя Бориса глаза. — Вы нам не причинили никакого беспокойства.
После этого они разошлись в разные стороны, и все стихло. Натали, проводив взглядом князя, прошла к себе в спальню, посидела немного у раскрытого окна и легла в постель. Где-то в глубине сада вдруг запел соловей, да так сладко, что сразу вспомнились последние ласки князя. Как нежны и умелы были его руки! Натали закрыла глаза, и в ее воображении возник образ Болховского. Он целовал ее в губы, одной рукой ласкал грудь, а другая медленно ползла по гладкой коже ноги к нежным складочкам паха. Натали прерывисто вздохнула, положила руку себе на грудь и стала гладить ее, легонько касаясь напрягшихся сосков. Вторая ее рука непроизвольно потянулась к завиточкам волос между ног, а когда коснулась их, ноги как бы сами собой раздвинулись, давая проход ее ладошке. Погладив мягкий бугорок, она, едва касаясь, стала ласкать себе тот самый венчик, только прикосновение к которому приносило невыносимое наслаждение. Скоро движения ее рук убыстрились. Волна истомы начала окутывать ее с головы до ног. Тело ее изогнулось, она издала громкий и длинный стон неги, затем бессильно распласталась на постели и открыла глаза.
Ее затуманенный, невидящий взор все же успел различить какой-то темный предмет, летящий прямо на нее, затем где-то внутри головы хрустнуло, и стало совершенно темно. Сколько она пребывала в этом состоянии, она не знала. Очнулась же оттого, что стала задыхаться. Открыть глаза не удалось: что-то мягкое, что не давало дышать, обволокло все лицо. Превозмогая боль, она попыталась сдернуть это мягкое, но оно будто приросло к лицу. Из последних сил, с разрывающимися легкими, она сделала попытку вывернуться из-под того мягкого и одновременно тяжелого, что лежало на ее лице. Тщетно. Легкие уже пылали огнем. Она приоткрыла рот, чтобы глотнуть воздуха, но его не было. Над гудящей и готовой вот-вот разорваться головой вдруг послышался хриплый смешок.
«Так ангелы не смеются», — подумалось ей вдруг. Боль отступила, и только тонкий звон мелких колокольцев, доносившийся откуда-то издалека, говорил ей, что она еще жива. Но скоро стих и он…
Человек в шляпе и летнем рединготе стоял в саду небольшой усадебки на Горшечной улице уже третий час. Терпения ему, верно, было не занимать, потому как он не сводил взора с крыльца одноэтажного особняка и лишь единожды изменил позу. Наконец, двери особняка открылись, и с крыльца в сад спустились две фигуры, женская и мужская. Было довольно светло, к тому же за столь продолжительное время нахождения в саду, человек в рединготе столь обвыкся с темнотой, что мог различать любые, даже самые мелкие предметы. Поэтому он сразу признал в женщине владелицу особняка мадам Натали Адельберг, а в мужчине — князя Болховского. При виде его человек в рединготе нахмурился и принялся теребить сухую яблоневую ветку.
— Мне пора, — услышал он голос князя, и началось их долгое прощание с поцелуями, вздохами и весьма смелыми ласками, лицезреть кои, по-видимому, не доставляло человеку в летнем рединготе никакого удовольствия. Напротив, он скрипел зубами, нервически теребил яблоневую ветку, и ежели бы имелась возможность взглянуть на него вблизи, то можно было бы увидеть, как сильно искажено яростью и болью его лицо.
Оно стало совершенно белым, когда Натали вновь потянула Болховского в дом. Человек в шляпе и рединготе сжал ладонь, и ветка, которую он теребил, сломалась. Звук был такой громкий и сухой, будто невдалеке кто-то выстрелил из винтовки.
— Кто здесь? — послышался голос Натали, и белое пятно ее лица повернулось в сторону человека в шляпе, прячущегося за стволом яблони. Надвинув шляпу по самые глаза, он стоял, не смея дышать и проклиная себя за такую оплошность. «Надо быть сдержаннее, — молоточками стучало в мозгу. — Надо быть осторожнее и сдержаннее».
Дальнейшего их разговора слышно не было. Потом князь Болховской, деликатно поцеловав ручку Адельберг, пошел садом к выходу из усадьбы, а Натали провожала его взглядом. Затем, поднявшись на крыльцо и постояв немного, она вздохнула и прошла в дом. Какое-то время в усадьбе еще слышались тихие шаги и шорохи, но вскоре все стихло. Темная фигура, отделившись от дерева и неслышно ступая, пошла к дому. В это время в глубине сада громко запел соловей. Фигура в рединготе, подойдя к раскрытому окну спальни, неловко подтянувшись, тихо, как ящерица, скользнула в комнату.
То, чем занималась в постели Натали, нимало не удивило человека в рединготе. С отвращением глядя на ее блуд, он стал медленно приближаться к ней, плавно обходя жардиньерки и напольные вазоны. Когда до постели с извивающейся на ней нагой женщиной осталось несколько шагов, человек взял с комода бронзовый канделябр, обхватил его обеими руками и подошел к Натали вплотную. Та вдруг издала громкий и долгий стон, тело ее выгнулось, а затем обмякло. Человек в рединготе оскалился и что есть мочи ударил ее тяжелой бронзой меж открывшихся мгновение назад глаз. А затем накрыл лицо Натали подушкой и навалился на нее всем телом.
Четверть минуты — и все стало тихо. Казалось, Натали умерла, так и не придя в себя. Человек в рединготе даже немного опечалился такому обстоятельству, жалея, что жертве не пришлось достаточно помучиться. Но он ошибся. Натали ожила и попыталась сдернуть с лица подушку. Затем она предприняла еще одну попытку вырваться из-под навалившейся на нее тяжести, но на это у нее недостало сил. А потом она затихла, и человек, сидящий на ней почти верхом, хрипло и мстительно рассмеялся, как иногда смеются люди, свершившие долгожданное возмездие.
С невеселыми думами и в явной растерянности ехал господин полицмейстер Иван Иванович Поль в липовую рощу за городом, где проживал летом князь Борис Болховской. Что он может предъявить князю? Как ему вести себя с ним, а главное, в правильном ли направлении он повел свое дознание? Однако факты есть факты, пусть и косвенные, но все они указывают на Болховского. И его обязательно надо допросить, хотя мало верится, что Борис Сергеевич и есть тот самый злоумышленник, убивающий в городе самых красивых женщин. Но других версий покуда нет, губернатор уже недобро косится и торопит найти преступника или шайку оных, а город гудит, как растревоженный улей.
Смертоубийство Натали Адельберг, случившееся после трагичного исходом отравления Кити Молоствовой и ранения княжны Давыдовой, всколыхнуло патриархальную тишину губернской Казани. И если первые два злодеяния еще оставляли какие-то сомнения относительно намерений преступника или преступников, то последнее было убиением преднамеренным, с явным желанием смертельного исхода. Мадам Адельберг была найдена с пробитой головой и пропитанной кровью подушкой на лице. То есть ее ударили, а затем хладнокровно задушили. Общество пребывало в страхе и растерянности. В гостиных говорили, что по улицам бродит шайка безумцев, одержимых маниакальной ненавистью к хорошеньким женщинам. Слухи распространялись, обрастали самыми фантастическими и невероятными подробностями, и вскоре многие обыватели почти и не сомневались, что в городе объявилась страшная семитская секта, члены которой вместо крови невинных младенцев предпочитают пить кровь молоденьких и хорошеньких женщин.