Молодая женщина поспешила выйти на мост, двигаясь следом заДронго. Они вместе обогнули здание отеля, и Дронго увидел, что она тожесобирается войти внутрь. Он открыл дверь и придержал ее для молодой отважнойнезнакомки. У нее было немного вытянутое лицо, типичное для итальянок, лучистыеглаза, тонкие губы, нос с горбинкой. Женщина была в темных брюках и в легкойкожаной куртке.

— Пожалуйста, — произнес по-итальянски Дронго.

— Спасибо, — кивнула она и вошла в отель.

В «Юлии Цезаре» от входа в холл к портье ведет лестница.Молодая женщина прошла мимо Дронго, вдыхая аромат его парфюма, затем подняласьна несколько ступеней и вдруг, обернувшись, спросила:

— Вы Дронго?

Ему казалось, что он всегда готов к любым неожиданностям. Ивсе-таки такого поворота не ожидал. Откуда молодой женщине известно его имя?Разве они раньше встречались?

— Извините, — она перешла на английский, — выменя не знаете. Но я почувствовала аромат вашего парфюма и поняла, что это вы.Вы ведь всегда употребляете «Фаренгейт»?

— Да. Но думаю, что мне уже пора менять парфюм, разменя так легко узнать.

— Не легко. Но я много о вас читала. По-моему, вИнтернете про вас несколько тысяч сообщений. И вся Европа знает, что выупотребляете «Фаренгейт», любите одежду от Валентино, а обувь — от Балли.

— Ходячий рекламный ролик, — пробормоталДронго, — придется сменить пристрастия. Иногда у меня это получается.Простите, но с кем я разговариваю? Хотя, погодите. Попытаюсь угадать. Вы ведьофицер полиции?

— Да, — улыбнулась женщина, протягиваяруку, — Луиза Фелачи.

Рукопожатие у нее было крепкое, почти мужское.

— И вас пригласили сюда по просьбе сотрудника ФБРВирджила Даббса? — уже невесело спросил он.

— Верно, — у нее была приятная улыбка, — вы иэто знаете?

— Догадался. — У него испортилось настроение. Емусовсем не хотелось, чтобы в качестве «наживки» Даббс использовал эту женщину.Очень не хотелось.

Она заметила, как у Дронго изменилось выражение лица.Впрочем, он и не собирался скрывать своих чувств. Молодая женщина емупонравилась. Именно поэтому он не мог представить себе ее в противостоянии сманьяком, которого они ищут.

Они вместе поднялись в холл, где их уже ждали. За столикомрасположились все приехавшие гости и присоединившийся к ним комиссар Террачини.Дронго был с ним знаком уже несколько лет, с тех пор как в римском отеле«Хилтон» на горе Монте-Марио произошло двойное убийство и он помог обнаружитьистинных виновников той загадочной трагедии.

Увидев, что Луиза садится рядом с Даббсом, Дронгонахмурился. Даббс представил ее остальным, объяснив, что итальянская полициявыбрала офицера Фелачи для работы с ними.

Брюлей покачал головой:

— Мы же договаривались, что не будем прибегать к такойуловке. Это слишком опасно и для синьоры Фелачи, и для всех нас. КомиссарТеррачини, мне кажется, что мы обговорили все еще до нашего приезда и вместепришли к выводу, что нам не стоит пользоваться услугами ваших людей.

У Террачини были красные глаза, какие бывают у людей отпостоянного недосыпания. Дронго отметил, что за последние годы он несколькораздобрел, а в его густых черных волосах и тонких усиках над верхней губойпоявилась проседь. Выслушав своего французского коллегу, комиссар усталосказал:

— Мы обговаривали нашу позицию два дня назад. Но с техпор произошли некоторые изменения, синьор Брюлей. Мое руководство настаивает натаком варианте. Они считают, что мы не можем позволить неизвестному убийцеразгуливать по нашей стране, терроризируя всех молодых женщин. Мое руководствоне может согласиться с таким вариантом. Мы, конечно, верим, что лучшиеэксперты-аналитики Европы, собравшись вместе, сумеют гораздо быстрее найтиэтого убийцу, чем наши специалисты, но у нас нет возможности сидеть и ждать,пока вы его схватите. У меня приказ министра. Извините меня, синьор комиссар,но по-другому я не могу. — Помолчав немного, Террачини поинтересовался: —А что вы сделали бы на моем месте?

— Поступил бы так же, — признался комиссарБрюлей. — В наших ведомствах не обсуждаются приказы руководства, иначе этобудут не полицейские участки, а публичные дома. Или сборище безответственныхболтунов.

По лицу Доула было видно, что он не согласен с мнением двухкомиссаров полиции, но предпочитает ничего не комментировать.

— Мы усилили дежурство на железнодорожном вокзале и ваэропортах, — сообщил Террачини, — примерное описание маньяка роздановсем нашим офицерам. Если он приедет в Рим поездом или прилетит самолетом, мыего вычислим. Начиная со вчерашнего дня, все прибывающие в Италию людификсируются на пленку во всех терминалах нашего международного аэропорта. Проверяютсявсе белые мужчины в возрасте от тридцати пяти и до пятидесяти лет. Особоевнимание обращается на хромающих гостей. Это все, что мы смогли пока сделать.Наши эксперты предлагают проверять кровь прибывающих, объявив это началомборьбы с ВИЧ-инфекцией, но такое решение еще не принято.

— Будете задерживать всех гостей с третьей группойкрови? — понял Дронго.

— Если понадобится, будем. Но повторяю — такое решениене принято.

Дронго обратил внимание, как Антон Евстафьев смотрит наЛуизу. Она тоже заметила его взгляд и улыбнулась ему в ответ. Дронго смущенноотвел глаза.

«Но почему бы и нет? — подумал он. — В концеконцов, они оба молоды: ей двадцать семь, а ему, наверное, около тридцати. Имеще интересно этим заниматься, они радуются жизни. Стоп. Кажется, я впервые вжизни начинаю брюзжать как старичок. Раньше я такого за собой не замечал.Почему я подумал, что они молодые люди? У нас ведь не такая уж большая разницав возрасте. Нет, нет, не нужно себя обманывать. Очень большая разница, простофантастическая. Когда они родились, две системы еще противостояли друг другу.Но обе рухнули еще в их детстве, и эти ребята выросли совсем в другом мире. Уних другой опыт жизни, другая ментальность. Молодая женщина из Италии и молодойчеловек из Белоруссии. Конечно, они тоже разные, но у них нет моего опытавосьмидесятых годов, когда мы все были втянуты в эти проклятые войны, в этовечное противостояние друг другу. Нас воспитывали с убеждением, что весь мирподелен на белое и черное, а мои поездки за границу каждый раз воспринималиськак особое доверие руководства и особое событие.

Им легче контактировать друг с другом, чем со мной. Яотягощен злом, как почти все сегодняшние пятидесятилетние и шестидесятилетние.А молодые люди, которым нет еще и тридцати, вступают в жизнь в полнойуверенности, что она всегда была такой. И конечно, для Луизы Фелачи я человекиз далекого прошлого. Мне сорок пять, а ей только двадцать семь. Поэтому ейбольше нравится Антон Евстафьев, чем люди другого поколения и другого времени.Так и должно быть».