тёмные, но не чёрные волосы, зачёсанные на правый бок. У него были серые глаза, с оттенком тёмно-зелёного. Губы и нос небольшие, не выделяющиеся. Кожа у доктора была немного смуглая, но не настолько, чтобы он был похож на человека негроидной расы. В руках он держал бланк с документами о своём пациенте, который при каждом визите к нему, с приятным и мелодичным голосом перечитывал. «Пациент Дмитрий Потапович Соколов, 29 лет. В коме находится 1 год, 11 месяцев и 3 недели. Причина такого плачевного состояния дорогого Дмитрия – тяжёлое ранение артиллерийским снарядом во время обороны Варшавской Крепости от немецкого наступления в 1914 году. Дополнительные травмы: отсутствие правой ноги по колено, ожог третьей степени всей правой части лица. Нынешнее местонахождение – Петроградская больница для раненых русских солдат. Когда же вы наконец поднимете свою голову, дорогой Дмитрий? Когда же я наконец смогу увидеть своего пациента бодрствующим, а не обездвиженным овощем…», – с этими словами доктор встал и отправился на обед.

В голове Дмитрия тем временем сражались две силы, одна из которых пыталась погрузить его в вечный сон, а другая пыталась заставить его наконец открыть глаза и насладится светом и настоящей жизнью. Однако подсознанию Дмитрия было сейчас вовсе не до этого. Там происходило что-то другое, да, там всё было вовсе иначе…

Дмитрий открыл глаза. Он стоял посреди сада, украшенного обстриженными кустами и деревьями, на которых росли большие наливные яблоки. Под его ногами расстилалась ярко-зелёная, почти изумрудная и очень мягкая трава. Над головой было светлое, солнечное и безоблачное небо. Дмитрий сделал шаг, потом ещё шаг. Он ощущал себя снова живым, будто никогда и не был в том Варшавском аду, будто не видел смерть своих товарищей, не видел, как толпа обезумевших солдат насмерть давит своих же собратьев, будто никогда ему не приходилось разговаривать с капитаном Сорокином или видеть его с перерезанным горлом на полу без единого намёка на жизнь. Сделав ещё шаг, Дмитрий услышал птиц. Сначала где-то вдали и очень приглушённо, потом ближе, а потом будто прямо возле его уха громко и мелодично щебетали 5-6 птичек. Тогда бывший сержант обернулся и прямо над его головой пронеслась стая белых птичек с золотыми, блестящими, маленькими клювиками. Всё будто цвело и пело в сердце Дмитрия. Он чувствовал, как его опустевшая за столь долгое время душа вдруг начала снова наполнятся чем-то очень тёплым и приятным, чем-то добрым и очень знакомым. Он сделал ещё шаг, а потом закрыл глаза. Дмитрий слышал, как бьётся его сердце, как шумит в сосудах его кровь, как всё его тело будто вновь пробуждается от долгого и жуткого сна и вот-вот будто он откроет глаза и окажется в своём мире, который он так любит, так чтит и так по нему скучает.

Сержант открыл глаза, однако перед ним был вовсе не его родной мир и даже не рай, в котором он слушал щебет птиц буквально пару секунд назад. Он лежал в грязи, под проливным дождём в какой-то не очень глубокой яме, наполовину уже затопленной водой. Он не чувствовал правой ноги, его лицо будто всё горело и рвалось как снаружи, так и изнутри. Приложив все возможные усилия, сержант смог приподнять голову и, посмотрев направо, увидел крепость, пылающую в огне, залитую кровью и заваленную трупами его собратьев. Тогда Дмитрий попытался встать, но тяжесть его умирающего бесчувственного тела не позволяла ему сделать этого. Он лежал, стараясь дышать и понимая то, что каждый вздох даётся всё труднее и труднее. Сделав ещё одно нечеловеческое усилие, сержант всё же смог перевернуться со спины на живот и, кое как выкарабкавшись из ямы, перевалился в другое, более удобное и спокойное укрытие, после чего начал наблюдать за тем, что творилось подле крепостных стен.

Он увидел, как немцы выводили из крепости солдат, взятых в плен. Они вели их колонной, угрожая неминуемой смертью при малейшей попытке ослушаться приказа солдат кайзера. Чуть правее от колонны стояли двое немецких офицеров, а рядом с ними ещё один, по мундирам и одежде похожий на капитана. Эти трое обсуждали скорее всего планы дальнейшего наступления на Польских территориях. Взятие Варшавской крепости означало конец всего города, а значит и неминуемый конец для Польского Царства, находившегося на тот момент в составе Российской Империи.

Вдруг из крепости вывели очередного пленного, однако вместо того, чтобы повести его к точке сбора военнопленных, ударом по спине оттолкнули его вправо и повели в сторону немецкого капитана. Тот, при виде пленного, тут же отошёл от своих подчинённых и, подняв рукой его голову, спросил на очень ломаном русском: «Как ты звать? Кто ты?»

– Пожалуйста, не трогайте меня! – прокричал пленный, который был уже весь в слезах – не трогайте, я заплачу вам сколько надо! Я вас умоляю, люди добрые!

– Как имя? Откуда? Почему в крепость? – спросил немного разозлённый и в тоже время, слегка растроганный таким поведением пленного немецкий капитан.

– Меня зовут Мiкола, я из Киева, из Малороссии! – сквозь неутолимое рыдание проговорил пленный.

«Это видимо тот, который пришёл в крепость, кричал и крестом клялся. Я слышал, как Виктор говорил с ним, это точно он…»

– Мыкола, как ты попасть в крепость.

– Я прибежал из деревни, в которой жил, я потерял дом, родных, всё имущество, я хочу вернуться домой. Вы же… Вы же немецкий офицер? Лейтенант, так?

– Капитан.

– Капитан, прошу простить меня, я не слишком сильно разбираюсь в воинских званиях, но сейчас не об этом. Я хочу спросить про Киев. Что с моим городом?

– Твой Киев, по мой известия, находиться всё ещё у России.

– Господи, спасибо за милость твою, – прошептал Николай так, чтобы немец его не услышал или по крайней мере не смог разобрать его слов, а потом проговорил громче, – вы можете меня отпустить? Я не причастен к русской армии, я никакого дела с ними не имею, они даже не братья мне.

«Вот сволочь!» – подумал Дмитрий, – «Он ведь нам клялся в верности и любви там, когда говорил с Виктором. Всё я слышал до момента, как его увели».

– Вы говорить, что не причастен к русский? В такой случай вы будете отпустить. Но вот ещё вопрос к вам: откуда вас привести мой солдат.

– Я скажу сам, – проговорил хладнокровно немец, стоявший позади пленного, – я нашёл его на верхнем этаже Цитадели, он с винтовкой целился в наших людей.

– Капитан, господин капитан, даю я клятву!..

– Молчать, русский пёс! Не причастен он, говорит, увести подлец!

Тогда отчаявшийся