малоросс выхватил вдруг из кобуры одного из немцев пистолет и попытался прицелится, однако тут же получил сильный удар прикладом по шее. Капитан достал уже свой пистолет, прицелился и, помедлив буквально полсекунды, выстрелил пленному прямо в голову. Тот же, не издав не звука, упал замертво на землю. Силы покинули это тело, глаза потухли, слёзы высохли, а его великая вера во всевысшего умерла так же, как он сам.

«Господи Боже, он убил его… Но этот малоросс тот ещё гад притворческий, Бог его рассудил».

Размышляя о судьбе несчастного малоросса, который ещё был довольно молод для смерти, Дмитрий почувствовал, как горечь и слабость уходит из его сердца, как он уже может поднять голову, а через минуту и вовсе смог приподняться на руках без особых на то усилий. Он как будто восстанавливал частички своей оставшейся ещё души с каждой секундой. Он постепенно встал на ноги и уже был готов идти, но вдруг снова упал в грязь. Он почувствовал, как силы снова покидают его тело, превращая его в кусок недвижимого окаменения.

Однако внезапно всё это исчезло. Дмитрий очутился в неизвестном для него месте. Это была маленькая комнатушка, стены вокруг были белые, будто оббитые каким-то мягким материалом. На потолке висела люминесцентная лампа, довольно неприятно шипящая, а пол был устелен чем-то, напоминающим очень тонкий и практически бесцветный ковёр. Впереди была дверь с маленьким окошечком. Дмитрий подошёл к нему, однако за стеклом никого не было. Тогда Дмитрий попытался кулаком разбить стекло, но в итоге лишь отбил себе руку и ничего не добился.

– Зря стараешься, – прозвучал неожиданно голос позади Дмитрия, – стекло не выбить. Оно хорошо закреплено в двери со всех сторон, так что не вылетит из пазов точно. Само окошко сделано из многослойного стекла, оно пуленепробиваемо, а ещё по эту сторону на него наклеен небольшой слой полупрозрачного пластика, делающий его полностью устойчивым к пулям среднего калибра, к примеру 5.56 и так далее. Можешь даже не пытаться его выбить.

Дмитрий обернулся и увидел сидящего в углу мужчину, лет 70-ти. Он выглядел просто ужасно, его зубы были искривлены, волосы седы, в некоторых местах были видны лысые проплешины, а сам он был одет в изорванные лохмотья, свисающие до его колен, не закрывающие в некоторых местах его обнажённое тело. От него ужасно пахло, будто тот не мылся год, его лицо было полностью заросшее волосами.

– Кто вы такой? – спросил ошарашенный Дмитрий.

– А ты не узнаёшь? – спокойно и размеренно отвечал ему дед, – меня ты видел очень часто. Видел, но не замечал, но вот в чём вопрос: не замечал, или не хотел заметить? Ведь если бы заметил, возможно сейчас бы тут не оказался.

– Чёрт побери, да плевать я хотел, кто ты. Я хочу знать, что со мной и где я нахожусь!

– Этого и я не знаю, – ответил старик, рассмеявшись, – да и какая тебе разница-то, по большому счёту?

– Какая разница? Какая разница?! Я – сержант Дмитрий Соколов, я не знаю, что со мной случилось и где я нахожусь, жив я или мёртв, дома я в конце концов или нет?!

– А сам посуди… Что видишь вокруг, а? Стены белые, потолок такого же цвета, дверь с окошком… Не догадался ещё?

– Ума не приложу…

– Да ты видно парень сюда не зря заточён. Ну посмотри ты вокруг! Не уж-то ты действительно лишился рассудка?

– Не могу поверить… Неужели это камера психиатрической больницы? Почему я тут нахожусь, не может же быть такого, что я сошёл с ума! Я помню лишь то, как немцы наступали на нашу крепость, как разрушили мы стену, как потом меня ранило, а дальше я тут!

– Ты, друг мой, лучше думай, что тебе делать дальше и как жить такую паскудную жизнь тут вместе со мной…

– Я найду выход, мерзавец! Не знаю я, кто ты, но меня тошнит от одного лишь твоего вида!

– А ведь ты ошибаешься, дорогой друг. По виду ты судишь меня, не зная даже, кто я есть на самом деле. Ты думаешь, что способен оскорбить меня, раз никогда тебе раньше не приходилось встречаться со мной. Но ведь это не так вовсе, правда? Не зная человека пыль в лицо пускать может каждый, а вот познакомившись с ним поближе, так уже и не хочется такие подлые слова опускать в его адрес.

– Да кто же ты такой, а?

– Меня ты в зеркале перед собою видишь каждый день! Я – это ты, точнее то, что скрывается где-то далеко и глубоко в твоей душе. Я есть в душе каждого, и я в любой момент могу оборвать жизнь любого человека, лишь захотев этого. Человеку никогда не суждено научится контролировать меня, ведь я всегда буду стоять вверху, впереди. Скажи мне, можешь ли ты контролировать свой гнев?

– Да, могу…

– Нет, не можешь! Контролируя свой гнев, ты лишь придаёшь мне всё больше и больше силы, я лишь разрастаюсь, а ты – медленно умираешь. Ведь я как рак: в начале безопасен и если быстро меня исцелить, выплеснуть, то я не страшен, а если ждать, ждать, ждать, то я в конце концов разорву тебя изнутри.

– Что ты хочешь сказать?! Что я псих? Что сошёл с ума?!

– Да нет же! Я всего лишь пытаюсь предупредить. Я не могу управлять тобой, но если не будешь делать то, что я тебе говорю, то вскоре станешь моей марионеткой. Тебе предстоит ещё многое пройти перед тем, как ты снова сможешь встать на ноги. Ещё не осознаёшь? Ты находишься в коме, это – твоё подсознание, по которому ты можешь спокойно разгуливать так как твой мозг сейчас пребывает в стадии глубокого сна. Так что если не станешь слушать меня, то потом скорее всего очень пожалеешь.

– Но почему ты мне помогаешь? Ты разве не хочешь управлять моим телом благодаря моему неведению? Могу ли я тебе доверится?

– А зачем? Зачем мне нужно тобой управлять? Ты ведь всё равно подвластен в первую очередь своим эмоциям, я и так тобой управляю и даже, если ты научишься мной управлять, ты всё равно никогда не сможешь полностью погасить эмоции, ведь это невозможно. Когда ты в гневе – ты злишься, когда в печали – ты плачешь и даже если ты обладаешь полным хладнокровием или самоконтролем, ты всё равно никогда, слышишь, никогда не сможешь избавится от моих цепей, которые обвивают твой мозг и сознание, не давая ему принимать радикальные решения в случае гнева, печали, радости и