Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Узас, прикованный к допросной плите в центре комнаты, снова дернулся по мышцам пробежал рефлекторный спазм. Сочленения его доспехов рявкали при каждой судороге.
Иногда, в редкие секунды затишья и самокопания, Пророк задумывался о том, что бы их генетический отец мог сказать сейчас о своих сынах: сломленных, запятнанных скверной, носящих чужие доспехи и истекающих кровью в каждой битве, которой не удалось избежать. Он оглядел по очереди своих братьев. Перекрестье прицела скользнуло по их силуэтам с молчаливой угрозой. С брони свисали выбеленные черепа и шлемы Кровавых Ангелов. На всех лицах горечь мешалась с разочарованием и бессильным гневом. Как боевые псы, готовые сорваться с поводков, они облаивали друг друга, и их руки постоянно тянулись к зачехленному оружию.
Пророк сделал один шаг. По тесному пространству пыточной камеры раскатилось эхо.
— Довольно.
Они наконец-то замолчали, за исключением Узаса, который продолжал бормотать и капать слюной.
— Довольно, — повторил Талос, уже мягче. — Что мы будем с ним делать?
— Убьем его. — Ксарл чиркнул пальцем по подбородку с рваной линией шрама — сувениром от Кровавого Ангела, не пожелавшим зарасти ровно. — Сломаем ему позвоночник, перережем глотку и вышвырнем из воздушного шлюза. — Он медленно и скорбно помахал рукой, словно прощаясь с кем-то. — Счастливого пути, Узас.
Кирион вздохнул, но ничего не сказал. Меркуций покачал головой — жест сожаления, а не возражения.
— Ксарл прав. — Меркуций кивнул на брата, распластанного на пыточном столе. — Узас пал слишком низко. У него было три ночи, чтобы удовлетворить жажду крови на станции, и он не имел права потерять контроль на борту «Завета». Мы хотя бы знаем, скольких он убил?
— Четырнадцать смертных, трех сервиторов и Тора Ксала из Третьего Когтя.
Отвечая, Кирион смотрел на прикованную к столу фигуру.
— И забрал пять голов.
— Тор Ксал, — проворчал Ксарл. — Он был почти таким же чокнутым, как Узас. Невелика потеря. Да и весь Третий Коготь не лучше. Они слабаки. Мы видели их на тренировочной арене. Я мог бы в одиночку перебить половину из них.
— Каждая смерть — потеря, — возразил Талос. — Каждая смерть делает нас слабее. И Заклейменные захотят мести.
— Только не начинай. — Ксарл прислонился к стене, и мясницкие крюки, подвешенные там на ржавых цепях, лязгнули. — Как-нибудь обойдемся без твоих поучений. Погляди на этого недоумка. Он дрыгает тут ногами и пускает слюну, перебив в припадке бешенства двадцать членов экипажа. Среди рабов уже ходит шепоток о восстании. С какой стати мы должны его щадить?
Черные глаза Меркуция встретились с взглядом Талоса.
— Мы потеряли много рабов из-за Кровавых Ангелов. Даже приняв в расчет рабочих с Ганга, мы не можем швырять людей на потеху безумцу. Ксарл прав, брат. Мы должны избавиться от этого аспида.
Талос выслушал их, но ничего не ответил.
Кирион избегал смотреть в глаза остальным.
— Вознесенный приказал убить его независимо от того, что мы здесь решим. Если мы собрались не подчиниться приказу, нужна чертовски убедительная причина.
Некоторое время братья стояли в молчании, наблюдая за тем, как Узас бьется в цепях. Первым под мягкий рокот сервомоторов обернулся Кирион. Воин внимательно всмотрелся в дверь у них за спиной.
— Я что-то слышу, — сказал он, потянувшись к болтеру.
Талос уже герметизировал шлем.
А затем из коридора донесся искаженный воксом голос:
— Первый Коготь… Мы за вами пришли.
Когда Тор Ксал отправился к праотцам, Дал Кар обнаружил, что на него свалилась неожиданная ответственность.
В лучшие времена такое повышение сопровождалось бы соответствующей церемонией и доспехи его украсились бы знаками почета. В лучшие времена он бы действительно стремился к командирскому званию, а не боролся за него из чистого отчаяния. Если он не возглавит Коготь, это сделает кто-то другой — а такой катастрофы следовало избежать любой ценой.
— Я — командир с сегодняшнего дня, — объявил Гарисаф.
Он поднял деактивированный цепной меч и направил клинок на горло Дала Кара.
— Я командую вами.
— Нет. Ты не достоин.
Слова принадлежали не Далу Кару, хотя вполне отвечали его мыслям.
Вейайн выступил вперед и, обнажив собственное оружие, принялся кружить вокруг Гарисафа. Дал Кар последовал его примеру прежде, чем осознал, что делает. Остальные Заклейменные отступили к стенам. Они не ввязались в схватку за лидерство то ли из осторожности, то ли по благоразумию, то ли просто были уверены, что им не одержать верх над тремя воинами, которые сейчас надвигались друг на друга.
— Дал Кар?
Смех Гарисафа треснул в воксе. Каждый из них надел шлем в ту же секунду, когда услышал о смерти Тора Ксала. Преступление требовало отмщения, и они займутся этим, как только утвердят нового командира.
— Ты, должно быть, шутишь.
Дал Кар не ответил. Он держал цепной меч в одной руке, а пистолет оставил в кобуре — в ритуальных поединках сражались только на клинках. Гарисаф пригнулся, готовый встретить удар любого из двоих противников. Вейайн, однако, медленно попятился, словно его внезапно одолели сомнения.
Как и Гарисаф, Вейайн не ожидал, что Дал Кар выйдет в центр комнаты. Осторожной походкой он отступил на пару шагов, бросая из-за красных линз шлема быстрые взгляды на соперников.
— Дал Кар, — вокс Вейайна превратил имя в рычание, — зачем ты выступил вперед?
В ответ Дал Кар кивнул на Гарисафа.
— Ты позволишь ему возглавить нас? Надо бросить ему вызов.
Из ротовой решетки шлема Гарисафа донесся еще один хриплый смешок. Символы, выжженные у него на доспехах — змеистые нострамские руны, втравленные глубоко в керамит, — казалось, извивались во мраке.
— Я разберусь с ним, — проворчал Вейайн.
На его доспехах были похожие метки — летопись его собственных деяний, записанная нострамскими иероглифами.
— А затем ты вызовешь меня? — Дал Кар медленно выдохнул. Вздох сипением вырвался из решетки динамика. — Ты не победишь. Он убьет тебя, Вейайн. Но я за тебя отомщу. Я прикончу его, когда он ослабеет.
Гарисаф слушал их с улыбкой, прятавшейся за забралом череполикого шлема. Не сумев преодолеть искушение, он нажал на кнопку активации цепного меча. Вейайну только того и надо было.
— Я прикончу его! — упрямо выкрикнул воин и ринулся вперед.
Два Повелителя Ночи встретились в середине круга, образованного их братьями. Цепные мечи лязгали и ревели, впиваясь в многослойную броню цвета терранской полуночи.
В конце поединка, наступившем с неизбежностью и пугающей быстротой, Дал Кар отвернулся. Клинки были практически бесполезны против боевой брони легиона, так что оба воина прибегли к проверенной и жестокой тактике — они пытались пробить сочленения доспеха противника. Вейайн взревел, когда удар кулака отбросил его голову назад. На краткий миг он обнажил горло, и Гарисафу этого вполне хватило. Цепной меч обрушился на более мягкий и пластичный доспех, прикрывавший шею, и впился глубоко — так глубоко, что завизжал, наткнувшись на кость. Осколки брони дождем посыпались во все стороны. Электронные нервы, обильно смоченные человеческой кровью, разлетелись по полу.