– Разве такое возможно? – пробормотала она.

– Вы же видели репортеров в аэропорту Вашингтона. Здесь, в Туране, все может быть еще хуже.

– Ох, – вырвалось у нее. Она не представляла себе, что пресса заинтересуется ею. Максимо – да, учитывая историю с его восхитительной, талантливой женой. Но она…

– Вот именно «ох». Я не хочу подобного.

– Я тоже. – Элисон неохотно, но признала, что он прав.

– Я провожу вас в вашу комнату.

Приобняв за спину, он вывел ее из кабинета в коридор. Легкое, ничего не значащее прикосновение возбудило ее настолько, что огненный ручеек пробежал к кончикам пальцев и на ногах, и на руках, задев по пути все интимные места. Пульсировало везде, особенно внизу живота между бедер. Элисон немного отстранилась, чтобы уменьшить эту сладкую боль. Этого быть не должно. Он дотронулся до нее просто так. Ему она безразлична, и ей следует успокоиться. Элисон стиснула зубы и огляделась – надо срочно переключить внимание. Они находились в той части дворца, где располагались личные покои Максимо. Ничто не походило на готический замок, и интерьер был светлый, современный, напоминал дом в Вашингтоне.

Стены белого цвета создавали контраст с темной полированной мебелью и скульптурами, выполненными в оригинальной манере. Художник, приглашенный Максимо, явно обладал превосходным вкусом. А может, это дело рук жены Максимо?

Максимо повел ее к винтовой лестнице, обвив рукой за талию и положив ладонь ей на живот. Его жест, как ни странно, не обидел ее и не испугал. Но когда они поднялись на второй этаж и остановились на лестничной площадке, она все же отодвинулась от него, решив, что не стоит расслабляться. Максимо как ни в чем не бывало снова притянул ее поближе и снова положил руку на живот, приподняв при этом край блузки. Не сводя с нее глаз, он медленно провел пальцами по коже, словно имел на это право. У Элисон зажгло веки от слез. Она носит его ребенка и не может противиться тому, что он хочет ощутить связь с еще не рожденным младенцем. Да и она сама не может отрицать свою связь с Максимо через ребенка. Его прикосновение не вызвало у нее протеста – все правильно. Беспокойство, которое грызло ее с момента звонка из клиники, когда ей сообщили об ошибке, моментально сменилось умиротворенностью.

Элисон опустила глаза на то место, где лежала его рука – загорелая на бледной коже, – и не могла отвести взгляда. Живот стянуло от глубокого томления, внутри зрело физическое желание, ей хотелось, чтобы он поднял руку выше, взял в ладонь грудь, зажал большим и указательным пальцами сосок.

Надо разрушить чары, которыми он оплел ее. Лицо Максимо в дюймах от ее лица. Она вглядывалась в черты без единого изъяна: чувственный рот, крупный нос, высокие скулы, темные глаза. Повинуясь инстинкту, она подалась к нему.

Его губы коснулись ее рта, и Элисон на секунду застыла. Тогда он положил руку ей на поясницу и притянул к себе. Она приоткрыла губы, позволив его языку проникнуть внутрь и облизать ей язык. Что происходит? Ее так никогда не целовали… с таким умением и сексуальностью.

Да, она целовалась с мужчинами. В колледже в основном, когда раз от разу с кем-то встречалась. Поцелуи бывали приятными или не очень, но она не помнила, чтобы хоть один поцелуй вызвал у нее желание прижаться к мужчине, подвигать бедрами.

А тем временем Максимо продолжал языком ласкать ее язык. Ей казалось, что он проникает внутрь ее тела, потому что мышцы, о существовании которых она не подозревала, сжались в предвкушении чего-то более интимного.

Когда он отодвинулся, она покачнулась, ничего не соображая, настолько поцелуй ее потряс.

– Макс, – прошептала она и потрогала свои губы, которые распухли и горели.

Он понимающе улыбнулся:

– Макс… Мне это нравится.

Туман желания начал рассеиваться, сознание постепенно возвращалось, а возбуждение стихало. Элисон охватил стыд.

Он опять положил руку ей на живот.

– Вы носите моего ребенка, Элисон. Нашего ребенка. Я ощущаю это так же остро, как если бы вы зачали его в моей постели. – Акцент прозвучал заметнее, в голосе слышались хриплые нотки. – То, что мы привлекаем друг друга, очень кстати.

– Кстати? – едва ворочая языком от еще не до конца схлынувшего чувственного прилива, произнесла она.

– Конечно. Как же не радоваться тому, что мне не безразлична моя будущая жена?

Элисон была уверена, что ослышалась. Голова гудела от поцелуя, ноги и руки отяжелели. – Ваша будущая жена?

– Да. Я хорошенько все обдумал и пришел к выводу, что это единственно правильный выход. – Он произнес это по-деловому, без тени сомнения.

– Я не собираюсь выходить за вас замуж, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал в тон ему. Если он хочет вести этот безумный разговор так, словно они обсуждают погоду, ну что ж, она принимает вызов.

– Элисон, я отдаю должное высокому уровню вашего интеллекта, вы не только умны, но и, судя по выбору профессии, еще и очень сострадательны. Я не могу представить, что, обладая этими двумя качествами, вы не пришли к такому же выводу.

– Не вижу, каким образом ум и сострадание приведут меня к заключению, что мне следует выйти за вас.

Выйти замуж за такого мужчину, как Максимо… От этой мысли сердце у нее разве не забилось сильнее, не подскочило? И вовсе не потому, что это ей неприятно.

– Логика подскажет вам, что мы не сможем осуществлять опеку над ребенком должным образом, если вы живете в США, а я здесь. К тому же на моем ребенке будет клеймо незаконнорожденного. Незаконнорожденный ребенок не сможет заявить права на трон. Сострадание не позволит вам допустить, чтобы это случилось с нашим сыном или дочерью.

Элисон покачала головой:

– Ваша логика не безупречна. И возможно, это не самое лучшее для нашего ребенка. Мы совершенно не знаем друг друга. Каким образом детям пойдет на пользу воспитываться в доме, где мать и отец, по сути, чужие люди?

– Но мы не будем чужими, – уверенно заявил он. – У нас возникла взаимная тяга. Думаю, что очень скоро мы не станем чужими.

– Каким образом? Вы ожидаете, что я просто буду с вами спать?

Он пожал плечами:

– Разве так уж немыслимо для незнакомых людей спать вместе? Но в любом случае если мы поженимся, то это будет вполне естественно.

Для него, вероятно, естественно спать с женщиной лишь потому, что он ее хочет. А вот для нее в этом нет ничего естественного. Ничего естественного в том, чтобы раздеться перед ним, чтобы он касался ее тела… везде, чтобы видел ее полностью обнаженной. От одной только мысли у нее стянуло все мышцы.

Элисон, стараясь выдержать нейтральный тон, сказала:

– Простите, я не продаюсь. Если вы помните наш предыдущий разговор, то я говорила, что муж меня не интересует.