Анри долго пытался приспособиться к непривычному шрифту этой книги, но, когда он освоился, удивлению его не было предела. Эстебан Висенте утверждал, что тамплиеры хранили в Монсоне не только сокровища, но и самую главную святыню христианского мира – чашу Святого Грааля! Более того, запрещенный историк утверждал, что после взятия Монсона войсками арагонского короля в 1308 году, Святой Грааль бесследно исчез, как, впрочем, и остальные сокровища, которые хранились в замке… Но совершенно удивительно, что Висенте утверждал, будто сосуд, якобы Святой Грааль, который в 1399 году по приказу короля был отправлен монахами монастыря Сан-Хуан-де-ла-Пенья сначала в Сарагосу, а потом в Валенсию, является просто-напросто подделкой! Настоящий Грааль исчез вместе с орденом Тамплиеров, а в кафедральном соборе Валенсии выставлена подделка, сфабрикованная монахами в конце четырнадцатого века!

Теперь де Крессэ окончательно увлекся темой, которая была еще вчера утром совершенно ему чуждой. Но, хоть его и потрясли сделанные им открытия, они все же не давали никаких зацепок. За окном уже опускался вечер, и де Крессэ понял, что из библиотеки скоро придется уходить, и надо что-то предпринять. Он опять позвал библиотекаря.

– Послушайте, а может быть, у вас есть что-нибудь, ну хоть совсем немного, именно об ордене Тамплиеров? Возможно, какая-нибудь рукопись?

Библиотекарь поднял вверх глаза, почесал затылок. Видно было, что он что-то знает, но не решается открыться. И тут Анри осенило. Он достал из кошелька две серебряные пятифранковые монеты и, протянув их испанцу, произнес:

– Я вам очень благодарен за помощь… Но все-таки, быть может, у вас есть что-то о тамплиерах?

Блестящие кружочки драгоценного металла произвели желаемое воздействие. Длинноносый в пыльном фраке кивнул головой и через минуту положил перед Анри переплетенный перекореженной телячьей кожей том, а скорее небольшой альбом размером in-octavo[7].

Когда де Крессэ увидел эту книгу, что-то в его подсознании воскликнуло:

«Вот оно!»

Нетерпеливым жестом он открыл средневековую рукопись (то, что она относится к Средним векам, Анри понял тотчас, как только взял ее в руки), и сразу увидел неровную надпись крупным шрифтом: «De gestis templarium»[8].

Он открыл первую страницу рукописи, и его сердце возбужденно заколотилось. Ему показалось, что почерк очень похож на тот, которым написана записка. Анри достал ее и сравнил написание основных букв и сокращений. Сомнений быть не могло: их начертала одна и та же рука!! Почерк был корявым, к тому же это был готический курсив, который и так-то очень сложно разобрать, а при таком почерке и подавно. Чтобы прочитать рукопись, требовалось очень много времени.

«Ее надо взять с собой! Любой ценой!» – мелькнуло в голове.

Капитан де Крессэ мог бы снова пойти к ректору, помахать бумагой главнокомандующего, пригрозить приходом роты солдат… Но он решил действовать напрямую. Поманив библиотекаря, Анри достал из кошелька два наполеондора и, показав на рукопись, вложил их в руку испанца.

При виде золота глаза библиотекаря загорелись. Он попробовал монету на зуб, подумал, а потом беззвучно, словно боясь, что их услышат, пошевелил губами и сделал пальцем недвусмысленный жест – еще одну.

Анри, не колеблясь, достал еще один наполеондор, и сделка была заключена. Схватив под мышку свое сокровище, он буквально выбежал из университета и четверть часа спустя уже сидел за столом своей комнаты, окно которой выходило на площадь Сан-Лоренцо. Своему слуге он дал пару серебряных монет и попросил подумать об ужине, а сам, схватив кусок хлеба, уселся поудобнее за стол и принялся за работу.

В маленькой комнате Анри резной стол был, наверное, самым главным украшением. Он стоял возле окна, из которого веял свежий ветер арагонской весны. Было еще светло, но Анри, понимая, что будет работать долго, попросил Жака купить пару дюжин свечей. Копия бумаги, найденной в замке, лежала рядом с рукописью из библиотеки, и Анри еще раз удостоверился, что почерк был один и тот же.

«Значит, записка написана не на тарабарском, а на старофранцузском… но шифром».

Сделав это умозаключение, Анри взялся за чтение. Читать было непросто, ибо книга была не рукописным каллиграфическим фолиантом, а скорее черновиком к нему.

Готический курсив – это совсем не то, что ровные и понятные всем прописные буквы 1810 года. Так, буква «N» писалась как какая-то непонятная то ли скобка, то ли закорючка, «S» – как странная палочка со скосом, похожая на маленькую кочергу. Наконец, в Средневековье использовались сокращения, которые делают готический курсив почти невозможным для чтения непосвященными. Например, слово «ledict»[9]писалось как крючок, связанный с петлей маленькой буквы «d», вместо слова «qui»[10]писали маленькую «q» с перечеркнутой ножкой… Так что, если бы Анри под руководством старого архивариуса не проработал несколько лет в семейном архиве со старинными документами, он, наверное, никогда бы не смог разобрать этот текст.

Примерно через час-полтора Анри уже сносно читал изумивший его документ. Автором этого опуса оказался рыцарь, помощник командора замка Монсон Беренгера де Бельвиса. Он именовал себя просто «братом Роже». Этот «брат Роже» писал не только о жизни в Монсоне, но создал настоящую историю ордена от его основания.

Анри быстро вычислил дату написания: конец 1308 – начало 1309 года, ибо Роже рассказывал, что он пишет эту историю в осажденном замке, и предназначена она для того, чтобы, по словам автора, «снять страшные обвинения, предъявленные ордену, и рассказать о его святой и достославной истории…»

Перед Анри прошла целая галерея героев: от основателя ордена Гуго де Пейна до его последователей, магистров, одни имена которых звучали как грозный воинственный клич: Робер де Краон, Эврар де Бар, Бертран де Бланшефлор, Жерар де Ридфор… Мощные замки в Палестине, битвы с врагами христиан, подвиги и полная самоотречения жизнь.

Уже при свете принесенных слугой свечей Анри прочитал о битве, которая особенно потрясла его воображение – Монжизар. Конечно, автор рукописи не только не мог ее видеть – он не мог даже общаться с ее участниками, ибо произошла она в ноябре 1177 года. Но, видимо, разговоры об этой битве ходили в ордене и много лет спустя, а может быть, «брат Роже» пользовался каким-то письменным источником.

Вот что он рассказывал: «И тогда страшная армия жестокого Саладина, в которую входили самые лютые враги христианства, беспощадные и кровожадные, двинулась на Иерусалим, дабы предать смерти всех христиан сего достославного города. Но юный король Бодуэн IV повел доблестных рыцарей Храма на великий и славный бой. Он решил не дожидаться неверных за стенами города, а идти на них, как полагается храбрым рыцарям, в поле с открытой грудью и либо принять смерть, либо наказать врага. Только пятьсот рыцарей было в войске прекраснейшего короля Бодуэна. Но пошел он с ними гордо на врага и вышел там, где страшный Саладин никак не ожидал появления христиан. Во главе досточтимых сеньоров шли наши рыцари. Семьдесят воинов Храма построились в одну шеренгу впереди всего войска, и, когда неверные были близко, наиславнейший король дал сигнал. И с великой яростью и доблестью бросились братья-рыцари на сарацин, словно львы на стадо овец. И первыми ударили они на врага во имя Господа нашего и Святой Троицы. И великий магистр Одо де Сент-Аман сражался в рядах братьев рыцарственно и отважно. С неистовством и бешенством дрались злобные сарацины, черные телом и душой, но все были повергнуты в прах, ибо не веровали в Господа нашего Иисуса Христа. Беспощадно рубили мечами братья-рыцари злых врагов, круша шлемы сарацин так, что мечи прорубали головы неверных до самых зубов. И вскоре повержены были враги и бросились бежать. Только тысяча мамелюков самых сильных и лютых, что были в личной охране Саладина, пытались устоять. Но с Божьей помощью и их одолели славные рыцари. Так в день 25 ноября лета 1177-го от воплощения Господа нашего была одержана великая и достославная победа, где пятьсот рыцарей разбили войско в тридцать тысяч сарацин. Без счета валялось трупов поганых на земле, отрубленные головы их и руки, выбитые мозги и внутренности устилали все кругом. Саладин бежал и едва не попался в руки рыцарям нашим. Из семидесяти братьев двадцать предстали в тот же день перед Господом нашим, умерев как мученики в бою за христианскую веру…»