– Ой. Я даже не заметила.

Она расслабляется.

– Извинения приняты.

У меня вырывается смешок.

– Я не буду извиняться за улыбку! Люди иногда улыбаются, Слоан. Смирись.

Закончив раскладывать салфетки, я бегу на кухню за стаканами. Несколько минут спустя мы все втроем уже сидим за столом. Бо и Пенни сидят возле папы с умоляющими мордами, пока он накладывает огромную порцию лазаньи на тарелку Слоан.

Она выпучивает глаза.

– Пап, – протестует она, – мне бегать в понедельник. Ты пытаешься убить меня углеводами?

– Мне казалось, перенасыщение углеводами – реальная тактика некоторых спортсменов перед забегом. – Он непонимающе смотрит на нее. – Ты же сама недавно говорила.

– Да, но не половину целой лазаньи же. – Она разрезает огромный кусок пополам, втыкает вилку в середину и скидывает вторую часть мне на тарелку.

Я фыркаю.

– Спасибо.

Пока мы едим, папа закидывает нас вопросами, в основном Слоан. Судя по тому, как она морщится и стонет, она уже жалеет о том, что на прошлой неделе высказала ему, мол, он совершенно не интересуется ее жизнью и по умолчанию считает, что она в порядке. Судя по всему, это вышло ей боком – Слоан до ужаса скрытная, так что я точно знаю – этот интерес ее убивает. Но мне ее совершенно не жалко. Добро пожаловать в мою жизнь. Меня-то папа вечно чем-то донимает.

Едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться, когда он спрашивает ее об Эр Джее:

– Мистер Шоу с тобой хорошо обращается?

– О боже мой. Нет. Мои отношения мы точно обсуждать не будем. – Слоан запихивает в рот кусок лазаньи и жует как можно медленнее, чтобы избежать необходимости говорить.

Папа сдается и разворачивается узнать, как прошел день у меня.

– Мистер Бишоп заходил погулять с собаками? – спрашивает он.

О нас с Фенном он говорит с таким же энтузиазмом, что и о Слоан с Эр Джеем. По крайней мере, папа больше не возражает против нашей дружбы вслух. Держит свое неодобрение при себе, потому что знает, как для меня важно проводить время с Фенном.

Если бы не его дружба, я вполне могла бы до сих пор сидеть в своей комнате, зацикленная на той ночи, когда моя машина оказалась в озере. Занималась бы самоедством. Просыпалась по несколько раз за ночь от ледяных кошмаров. Да, кошмары мне до сих пор снятся, но уже реже. Теперь, если я просыпаюсь от них, то звоню Фенну, и он меня успокаивает. Говорит, что неважно, сколько времени. Если он мне нужен – я ему звоню.

И все-таки я знаю, что папе это все не очень-то нравится. Он еще до аварии считал меня хрупкой. Я была малышкой, меня нужно было защищать. А Слоан была опорой. Сильной. Я не завидую сестре, да и никогда не завидовала, но сложно отрицать, что иногда я злюсь. Не столько на нее, сколько на папино поведение. Словно я слабее ее. Не такая крепкая.

Я могу быть сильной, когда надо. Пережила же ту ночь, в конце-то концов.

– Кейс? – переспрашивает он.

– А, да. Заходил. Прогулялись до озера, было приятно.

Более чем. До сих пор чувствую его на своих губах.

Чувствуя, как теплеют щеки, меняю тему, пока не покраснела:

– Забыла спросить, можно Лукас сегодня зайдет кино посмотреть? Он мне написал перед самым ужином.

Папа отпивает воды из стакана.

– Да, конечно. Лукасу тут всегда рады. – Он косится на Слоан. – Кстати, не видел Сайласа на этой неделе.

– Он занят плаванием. А я бегом. Как-то не пересекались.

Я свою сестру знаю хорошо, и под маской этого небрежного ответа определенно что-то кипит. Только не знаю, что именно. Вспоминаю недавние разговоры с Фенном, не упоминал ли он о каких-то недопониманиях между сестрой и Сайласом Хейзелтоном, ее лучшим другом в Сэндовере. Но ничего не всплывает в памяти.

– И вообще, хватит о нас, – восклицает Слоан, переводя стрелки. – Как ваша неделя прошла, директор Тресскотт?

– Хаотично, – отвечает он, кладя пальцы на бокал. Папа каждый вечер выпивает один бокал красного вина и не более того. Честно сказать, он самый предсказуемый человек, которого я когда-либо встречала. – Надо найти новых учителей на две позиции. На одно место я нашел подходящего, но мальчишкам придется посидеть с заменой по современной литературе, пока я кого-нибудь не найду. Замены всегда большая проблема.

– Две позиции? – вскидывает бровь Слоан. – Как ты умудрился потерять двух учителей за одну неделю? Ты что там с ними делаешь, дедовские испытания проводишь?

Это его изумляет.

– Нет. Просто оба уволились по семейным обстоятельствам. Они были супругами.

– Видишь? – говорит она. – Вот поэтому я и считаю, что институт брака следует упразднить.

После ужина, пока мы загружаем посудомойку, я устраиваю Слоан еще один допрос.

– Вы с Сайласом поссорились?

Она разворачивается ко мне, перебрасывая темный хвост через плечо.

– Нет. А должны были?

– Нет, но папа прав – он давно не заходил.

Она пожимает плечами и переключает внимание на ополаскивание тарелки из-под лазаньи.

– Я с Эр Джеем тусуюсь. Примирительный секс и вот это вот все, знаешь.

– Нет, не знаю, – смущенно отвечаю я, потому что у меня-то вообще никакого секса не было, не то что примирительного.

– Ага, ну, пусть оно подольше так и остается, – говорит сестра, включая материнский режим.

– Ничего не обещаю, – легко откликаюсь я.

Это ее мгновенно бодрит.

– В каком это смысле?

Повернувшись к ней, я сталкиваюсь с ее пронзительным взглядом, в котором мерцает подозрение и еще что-то неразборчивое.

– Что?

– С кем это ты собралась заниматься примирительным сексом, Кейс?

– Боже мой. Ни с кем. Я пошутила. – Ее это явно не успокаивает, и я закатываю глаза. – Я не сплю с Фенном, если ты об этом.

Пока что.

Я пока что не сплю с Фенном. Но эту мысль я оставляю при себе. Не очень-то хочется сегодня ругаться со Слоан. К тому же если предоставить все Фенну, то секса у нас не будет еще лет десять. Он твердо настроен двигаться в темпе улитки.

Слоан скалится при звуке его имени. Она открывает было рот, ее глаза темнеют. Кажется, она собирается сказать что-то, что мне совсем не понравится, но тут раздается звонок в дверь.

– Лукас пришел, – говорю я, даже радуясь, что нас перебили. – Закончишь сама?

После секундной паузы она кивает.

– Ага. Конечно.

Открываю дверь в прихожей, впуская в дом Лукаса Киприана. Папа, как и обычно, маячит в дверном проеме своего кабинета. Он это делает каждый раз, когда в наш дом входит кто-то с пенисом, – оценивает обстановку, решает, с какой вероятностью этот пенис