Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надеюсь, он вернётся в то время, в котором его еще не успели окончательно забыть.
С одной стороны, отсутствие Петрухи развязывало мне руки. Теперь я мог действовать без оглядки на него, не опасаясь подставить его под удар.
С другой же, возникал вопрос, а какой смысл в этих дальнейших действиях? Если механизм возвращения работает, меня самого может выдернуть отсюда в любой момент, так не лучше ли дождаться этого момента где-нибудь в безопасном месте, не рискуя понапрасну и сберегая себя для следующих битв? Ведь даже если я пойду до конца и выполню местную программу максимум, разобравшись с кураторами до того, как они вступят в полную силу, другой, более глобальной проблемы, это все равно не решит. Не обожающие серебристый цвет ребята со странными татуировками на лбу устроили нам ядерную войну. Это сделали люди в строгих официальных костюмах, люди с галстуками и дипломатами, и все те, кто допустил этих людей к власти и наделил их правом решать.
Так какой смысл устраивать здесь очередной Бейрут, если решение проблемы находится не только в другом месте, но и в другом времени?
Это была железная и необоримая логика, которой должен был придерживаться любой здравомыслящий человек, но она вдребезги разбивалась об аргумент «Ну а чего они вообще?», поэтому я поднялся на ноги, поправил висевший на плече автомат, в три прыжка добрался до бетонного ограждения МКАДа, легко через него перемахнул, оказавшись на залитом светом фонарей асфальте, и, не останавливаясь, бросился к разделительному барьеру между внешним и внутренним кольцом.
Разумеется, именно в этот момент, опережая сложившийся график на добрых полторы минуты, на внутреннем круге появился патрульный пикап. Прятаться было уже поздно, да и потом, прятаться я уже слишком устал, поэтому я сорвал с плеча автомат и выпустил две короткие очереди, первую — по колесам, а вторую в район лобового стекла.
Не знаю уж точно, попал ли я туда, куда целился, но пикап потерял управление, врезался в отбойник и перевернулся, и пулеметная турель не выдержала испытания суровой реальностью и уткнулась в дорожное покрытие, так и не сделав ни одного выстрела.
Я не стал дожидаться дальнейшего развития событий, пересек оставшиеся полосы, перепрыгнул через последний барьер и через высокую траву бросился к темным громадам домов, высившимся неподалеку.
* * *
Я толком и не успел понять, как это произошло.
Просто в какой-то момент трава, через которую я продирался, стала ниже, воздух — теплее, а громады домов отодвинулись на несколько сотен метров, и в их окнах загорелся свет.
А стайка оказавшихся на пустыре пацанов с удивлением и испугом смотрели на мужика с диким взглядом и автоматом на плече, возникшего из ниоткуда, словно соткавшегося из теплого летнего воздуха.
— Закурить нету, — на всякий случай сказал я.
— У нас так-то и свои есть, — сказал один из пацанов. — Угостить?
— Не курю, — сказал я и поправил автомат на плече. — И вам не советую. От этого дыхалка портится и зубы желтеют.
— Не хочешь, как хочешь, — сказал пацан. — Автомат бутафорский или «сайга»?
— Конечно, — сказал я. — Кстати, не подскажешь, какой сейчас год?
— С утра был девяносто девятый, — сказал он. — А Джон Коннор живет в Америке.
— Вот черт, — сказал я. — А в какую сторону Америка?
— Туда, — он неопределенно махнул рукой.
— Спасибо, — сказал я. — Когда мы придем к власти, тебе этого не забудут.
И я, вернувшийся из постапокалиптического будущего, направился в предапокалиптическое прошлое, в город, где все еще горели уличные фонари и светились окна в домах, и люди жили своими обычными жизнями, не подозревая, что когда-то им придется охотиться на крысопауков и не любить москвичей еще сильнее прежнего.
В Люберцы.
Которые никогда не меняются.
Глава 56
Перед тем, как выйти к людям, мне следовало избавиться от автомата, но я не мог сделать этого на глазах у молодежи.
Конечно, молодежь конца девяностых «калашниковым» не удивишь, даже модернизированным, и со временем он просто растворится в воздухе, отправившись в свое время, но к чему мне плодить нездоровые сенсации?
Я их и так уже достаточно наплодил.
Спиной я буквально чувствовал направленные на меня взгляды, но предпринимать, ясное дело, никто ничего не решился. Чувак, разгуливающий с «калашом» по люберецкому пустырю, скорее всего, псих с напрочь уехавшей крышей, и молодёжь должна понимать, что связываться с таким явно не стоит.
Потому что шансы на то, что чувак, разгуливающий с «калашом» по люберецкому пустырю, окажется обычным (и весьма благоразумным) физруком, путешествующим во времени, крайне невелики. Настолько невелики, что местные пацаны о такой вероятности даже задумываться не должны.
Девяносто девятый, черт побери.
Шесть лет. Какого черта прошло целых шесть лет? Почему эти чертовы возвращения работают именно так? Почему я не вернулся раньше, пусть не в тот же день, когда отбыл, но хотя бы через неделю или около того? За шесть лет тут могло измениться примерно все…
И где, черт побери, Петруха? Его в какой момент выбросило? Он уже здесь или только на подходе? И если здесь, то как давно?
Убедившись, что молодежь осталась где-то далеко позади и уже не видит, чем я занимаюсь, я спрятал автомат в высокой траве (надеюсь, рассосется) и двинул к жилым домам.
Больше всего мне хотелось зайти к Ирине, она и жила тут недалеко, но это, черт побери, было шесть лет назад, шесть очень долгих и трудных лет назад, и теперь, вполне возможно, у нее новая жизнь, семья и все такое, и я для нее существую только в качестве забавного воспоминания…
А идти-то мне было и некуда. Так-то, конечно, дела были, нужно было выяснить, вернулся ли Петруха, связаться с Виталиком, выйти на контакт с профессором Колокольцевым, и выяснить, достроил ли он свою машину времени, но все это лучше было делать утром, чтобы не беспокоить людей в столь поздний час. А пока… квартиры у меня здесь, скорее всего, уже нет, а если и есть, то там меня наверняка ждет очередная засада, а желание пострелять в плохих парней я оставил в не столь отдаленном будущем.
Я на самом деле не особенно люблю стрелять, но плохие парни встречаются на моем пути с завидным постоянством, никак не желая применить его в какой-нибудь другой области, и