ее, разграбили и сожгли, как говориться, к хренам. Это все знают.

— Опаньки, — сказал Виталик. — А ты точно ничего не путаешь?

— Выражение «троянский конь» вам о чем-нибудь говорит? — спросил я.

— Ну да, это символ военной хитрости, настолько нелепой и очевидной, что даже смешно, — сказал Петруха. — Типа, внезапно прикинуться мертвым и надеяться, что противник в это поверит.

— То есть?

— Ну, греки сделали вид, что ушли, спрятали корабли в бухте и все такое, а на месте лагеря оставили деревянную лошадь, внутри которой сидели лазутчики. План был в том, что троянцы на радостях затащат эту бандуру в город, а как стемнеет, диверсанты вылезут у нее из… брюха и откроют ворота силам Агамемнона. Но троянцы не купились, и Гектор предложил сжечь статую, что и было проделано вместе с теми, кто сидел внутри. А флот греков накрыли в той самой бухте и пожгли корабли, что и стало финальным аккордом в этом, так сказать, противостоянии.

— В нашей истории все было не так, — сказал я. — План с лошадью сработал, троянцы затащили ее в город и Троя пала. А Гектора убили задолго до этого.

— Вообще-то, Гектор — величайший герой той войны, про него даже фильм сняли с этим, как его, австрийцем в главной роли, — сказал Петруха. — Накачанный такой, что аж смотреть страшно. И кто ж его убил, по-твоему?

— Ахиллес, — сказал я. — Величайший герой той войны. Про него даже фильм сняли с этим красавчиком в главной роли.

— С Томом Крузом, что ли? — спросил Виталик.

— Ну, типа того, — сказал я. Спасибо, что не с Безруковым.

— Впервые слышу, — сказал Петруха. — Ахиллес, говоришь? Нет, не припоминаю.

Глава 57

— Ахиллесова пята? — переспросил профессор Колокольцев. — Нет, никогда не слышал. Но вам не стоит ориентироваться на мое мнение, в конце концов, я физик, а не историк.

— Штука в том, что для того, чтобы об этом слышать, не надо быть историком, — сказал я. — Это общеупотребительное выражение.

— Да? И что же оно означает?

— Уязвимое место, — сказал я.

— Какое странное уязвимое место для величайшего героя Эллады, — заметил Петруха. — И как же так получилось?

— Его мать желала сделать его неуязвимым и в младенчестве окунула его в воды Стикса, которые сделали его кожу непробиваемой для любых видов оружия, — объяснил я. — При этом она держала его за пятку.

— Такие себе спа-процедуры, — сказал Петруха.

— Странная, сука, женщина, — сказал Виталик. — Кто она такая вообще?

— Какая-то богиня чего-то там.

— А два раза она его макнуть не додумалась, к хренам? Сначала за одну ногу подержать, потом за другую? Для большей, так сказать, гарантии?

— Это так не работает, — сказал я. — У любого должно быть уязвимое место, пусть и неочевидное. Иначе получается совсем нечестно.

— А так оно, типа, честно? — уточнил Виталик. — Как кто-то вообще должен додуматься в пятку его бить? И что, вообще, уязвимого в пятке? Там у нормального человека никаких жизненно важных органов нет.

— Как его вообще убили? — поинтересовался Петруха.

— Стрелой, — сказал я.

— В пятку?

— Угу.

— Разумеется, отравленной, — сказал Петруха.

— Благородные, сука, герои с отравленными, сука, стрелами. Наверняка, можно было и другие варианты найти, — сказал Виталик. — Скажем, во время купания он наверняка рот закрытым держал, чтобы воды не наглотаться. Мечом его в глотку, и нет вопросов.

— Или в глаз, — сказал Петруха. — Был у нас в отделе Х один снайпер откуда-то с Дальнего Востока, хвастался, что белку в глаз бил, чтобы шкурку не испортить.

— Кулаком, сука, бил?

— Заточкой из отвертки, — сказал Петруха. — Ерунды не неси. Говорю же, снайпер.

— Значит, получается, что этот Ахиллес убил Гектора, а тот оказался единственным троянцем, у которого были мозги, и за его неимением больше никто не додумался, что тащить здоровенного деревянного, сука, коня в город — это охренительно неудачная идея, — подытожил Виталик. — Дебилы, блин. Что те, что эти. А давайте все в лошадь залезем, авось они ее в город затащат, а мы тогда как прыгнем… Отличный план. Надежный, сука, как швейцарские часы.

— Да наверняка дело было не в лошади, — сказал Петруха. — Скорее всего, греки договорились с кем-то из троянцев, чтобы те им ворота открыли, за деньги и прочие гарантии безопасности. Гектор эти договоренности пресек. Соответственно, нет Гектора, нет и возможности пресечь. А про статую это уже для истории придумали, чтобы этих древних греков не просто неудачниками выставить, но еще и полными придурками. Если, конечно, Чапай ничего не путает.

— Я ничего не путаю, — сказал я. — Я в детстве «Мифы и легенды Древней Греции» чуть ли не до дыр зачитал.

— Всегда, кстати, удивляло, откуда у такой небольшой и в целом мирной страны такая могучая мифология. Куда ни плюнь, боги, чудовища и прочие, сука, герои, и все друг друга мочат без остановки. Компенсация, наверное.

Профессор отодвинул в сторону груду наваленных на его столе бумаг и сделал несколько пометок карандашом в своем блокноте. Несмотря на столь поздний час, мы застали его на рабочем месте, и было похоже, что домой он вообще не собирается.

— Если Чапай ничего не путает, и имеющееся расхождение возникло из-за чьего-то вмешательства в историю, то похоже, те, кто это сделал, сумели выбрать оптимальный момент, получив максимум результата при минимальном воздействии, — сказал он. — Устранив Ахиллеса, возможно, еще в детстве, они обрекли армию Агамемнона на поражение.

— Интересно, как они его устранили, к хренам, — сказал Виталик. — В пятку кололи?

— Думаю, что настоящий Ахиллес все-таки был обычным человеком, — сказал профессор. — И его можно было ликвидировать и менее экзотическим способом.

— Из любви к искусству можно было бы все обставить так, как будто его действительно в пятку убили, — сказал Виталик. — Небольшая отсылка для тех, кто понимает.

— А смысл? — спросил я. — Кому ты будешь делать эту отсылку, если он умер безвестным, и поэтам на него плевать? Мало ли в Греции Ахиллесов?

— Тоже логично, — сказал Виталик.

Петруха