Беспрецедентным было также поведение граждан города Брейзаха. Обосновавшись на этом месте, защищенном крепостью и выгодном стратегически, император Оттон хотел «запереть» рейнскую долину. Но поскольку его солдаты по военному обычаю того времени рассматривали женщин и девушек, как законную добычу, мужчины города вступили в тайный сговор. В ночь, по сигналу набатного колокола они напали на ненавистных «саксов». С несколькими оставшимися в живых император вынужден был бежать из крепости и из города.

Именно поэтому Фридрих и не встретил никакого сопротивления. Из императорской ставки в Гагенау Оттон был выгнан двоюродным братом сицилийского гостя, герцогом Лотарингским. Только в Кельне он смог начать собирать оставшиеся у него войска. Через два года как союзник Англии после небольших перестрелок в Северной и центральной Германии он повел их против короля Филиппа II Августа Французского, сторонника Фридриха. В ноябре 1212 года Штауфен встретился с наследником французского трона Людовиком VIII вблизи Тула, чтобы осудить их совместные действия против англо-гвельфской коалиции. Посланники французского короля присутствовали также при окончательных выборах, состоявшихся через несколько дней 5 декабря во Франкфурте. «Временная» коронация последовала через 4 дня в Майнце, так как инсигнии все еще были у Оттона, который также удерживал официальный коронационный город Аахен.

Теперь стало ясно, что Фридрих был обязан своей короной не только Папе, но и, возможно, в бoльшей мере, Филиппу II Августу. Благодаря его денежной поддержке Штауфен был признан светскими правителями южной и центральной Германии. Этому способствовало и то, что «император-еретик» не смог завоевать доверия ни у князей, ни у клириков из-за своего дерзкого и недипломатичного поведения. Первые боялись его централистских устремлений, вторых он крайне невежливо назвал «попами». Надо признать, что «король по божьей и папской милости», как уже в то время именовал себя Фридрих, тоже, без сомнения, после первой шумихи вокруг «провидения Господня», должен был бороться еще со многими заядлыми врагами Папы.

Вальтер фон дер Фогельвайде, состоявший тогда при одном щедром сюзерене в качестве придворного певца, горько жаловался на жадность Оттона, но еще более достойными проклятий ему казались интриги Папы против хотя и бессовестного, но все же ревностного защитника императорского владычества в Европе, каким показал себя Оттон в 1211 году. Поспешно вернувшегося в Германию Гвельфа красноречивый публицист приветствовал не менее сердечно. Он советовал ему «аннулировать» отлучение от церкви, совершив крестовый поход как «посланец Господа» в Святую Землю: «Вы владеете землей, Он (Господь) – царством небесным...Там, где Он покровитель, Он поможет Вам добиться ваших прав, даже если Вы пожалуетесь на самого дьявола из преисподней».

Насколько упал моральный авторитет Ватикана вследствие его политических интриг, Иннокентий III смог убедиться самолично. Его публичная проповедь была прервана выкриком оратора от римских граждан: «Твои уста – уста Господа, но деяния Твои – творения дьявола!» Вальтер также бичевал двоедушие беспощадного политика- реалиста в 1222 году в своей песне, где напоминал Папе о том, что тот еще несколько месяцев назад говорил императору Оттону: «Всякий благословляющий тебя да будет благословен; всякий проклинающий тебя да будет проклят навеки!»

В другой, еще более сильной песне, где затрагивалась та же тема, упорный пропагандист выдвигает германской центральной власти «требование», едва ли выполнимое курией. Поэтические достоинства произведения, к сожалению, слабо отражаются в переводе: «Бог делает королем, кого захочет! Этому я не удивляюсь. Но мы, миряне, удивляемся тому, чему учат нас священники. То, что еще недавно они предписывали, хотят теперь отменить. Они должны бы смилостивиться и сказать нам во имя Господа искренне, какое именно указание было ложным. Пусть скажут нам наверняка, старое или новое. Чтобы мы точно знали, которое из них ложь. Два языка плохо подходят к одним устам». Такие аргументы, изящно рифмованные и исполняемые повсеместно, не могли не найти своего слушателя в южной и центральной Германии, а следовательно, подстегнули популярность Штауфена. Против него сыграл массовый психоз, который Вальтер, очевидно, напрасно пытался использовать в интересах Оттона IV: эйфория крестовых походов. Как раз летом 1212 года, во время послевоенной нищеты в широких слоях населения, так называемый детский крестовый поход в Германии и во Франции породил массу трагедий, осознанных как таковые лишь через некоторое время. Они являются красноречивым свидетельством того, насколько сильно, особенно во времена нужды, религиозные настроения определяли общественную жизнь.

В сентябре 1210 года Иоганн фон Бриэнэ, тогдашний правитель Константинополя, женится на наследнице Иерусалимского трона. Небольшое войско крестоносцев, сопровождавшее его в Сирию, тем не менее, не смогло захватить Святой Город, удерживаемый с 1187 года мусульманами. Султан Аладил поддерживал дружественные отношения с могущественной Венецией. Такой союз создавал благоприятные условия для прибыльной торговли с Египтом, и султан не намеревался принести свои интересы в жертву алчным сирийским государствам крестоносцев. Тем не менее, Иннокентию III с его страстной пропагандой крестового похода удалось зародить в Европе лихорадочную активность, приводившую к религиозному экстазу, видениям, пророчествам и заражающую огромное число людей. Сам Папа якобы даже хотел поставить себя (вместо императора) во главе освободительного похода. Гарантировалось, что на этот раз Бог защитит пилигримов. В июне 1212 года в одной деревне под Вендомэ объявился подпасок по имени Стефан, утверждавший, что Бог избрал его предводителем похода в Святую Землю. Бесчисленное количество детей последовали за ним в южную Францию. Другие мальчики также объявили себя проповедниками христианства и способствовали продвижению «войска» Стефана, которое собиралось пойти «к Господу по морю аки посуху». Напрасно французский король приказывал им немедленно вернуться. Взрослые – священники, крестьяне, ремесленники, тунеядцы, преступники, даже женщины и девочки, присоединились к ним. Таким образом в Марсель прибыли уже 10 000 безоружных пилигримов. Там двое «торговцев душами» предоставили им для переправы семь кораблей, два из которых затонули в бурю под Сардинией, остальные пять достигли Египта, где беспомощные дети и их взрослые попутчики были проданы в рабство.

В это же время на нижнем Рейне девятилетний Николаус (очевидно наставляемый отцом) проповедовал то же самое, что и француз Стефан. Точно так же вверх по Рейну за ним последовали тысячи. Примерно 20 000 мальчиков и девочек повел он через Альпы, чтобы привести их «в Иерусалим по морю аки посуху». Но и эти охваченные массовым экстазом дети, порученные заботам неряшливого сброда, не дали себя остановить ни предостережениями, ни запретами советников и епископов. Во время перехода через Альпы тысячи из них стали добычей торговцев невольниками, разбойников, болезней или голода, тысячи достигли в конце концов порта крестоносцев Бриндизи в южной Италии, где епископ окончательно запретил им продолжать путешествие. Часть вернувшихся захотела, чтобы Папа освободил их от обета в Риме, но тот дал лишь отсрочку. Лишь немногие – с подорванным физическим и моральным здоровьем – вновь увидели родину.