– Прямые угрозы?

– Обычно всякое дерьмо через Интернет. Нынче любой идиот пишет в фейсбуке. Что они сделали, что собираются сделать. Достижения.

– Это не очень-то разумно.

– Если бы эти люди были умными, они не были бы бандитами. – Мия поежилась. – Нынче вся наша культура построена на популярности. Или на погоне за популярностью. У нас теперь все напоказ. Если тебя нет в твиттере, на ютубе, в инстаграме, если тебя не лайкают, то ты не существуешь, – продолжила она, покрасневшими от горячей воды руками яростно оттирая от тарелки присохший соус. – Но я совсем не против. Так проще наблюдать за теми, кого я засадила.

– Не страшно?

– Иногда страшно.

– Если нужно будет за кем-нибудь присмотреть, дайте мне знать.

Мия улыбнулась и толкнула Эвана локтем.

– Вы очень милый. Но эти люди – убийцы, а не импортеры товаров.

– Резонно.

– А что насчет вас? – спросила она.

– Я не убийца.

– Очень смешно. Вы знаете, о чем я. – Мия неопределенно помахала рукой в воздухе. – Откуда вы? Ваша семья живет неподалеку? И прочее…

– У меня больше нет семьи.

– О, мне очень жаль.

Мия протянула Эвану последнюю тарелку, он вытер ее и поставил на полку. К холодильнику при помощи магнитика-фотографии Питера с футбольным мячом была прикреплена записка: «Поступай так, чтобы ты мог говорить правду о своих поступках. Джордан Питерсон».

– Это откуда? – спросил Эван.

– Из одной книги, – ответила Мия. – Я по всему дому развесила такие правила, раз в несколько дней их меняю.

– Хлопотно, наверное?

– Довольно хлопотно растить человеческое существо, – ответила Мия.

Перед мысленным взором Эвана возникло воспоминание: Джек стоит рядом с ним у стрельбища, одна рука лежит у него на плече. Он смотрит на то, как плотно легли пули.

– Да, – произнес он. – Это правда.

Они закончили мыть посуду. Эван поблагодарил Мию за ужин, и в этот момент из своей комнаты вышел Питер и стукнул кулаком о его кулак на прощанье. На костяшках мужчины остался липкий фруктовый пунш.

Эван вернулся к себе и уставился на тарелку, которую он оставил на кухонной полке цвета оружейной стали. В центре тарелки лежал нетронутый стейк из тунца. Зеркальная поверхность плитки над умывальником мрачно поблескивала, и отраженный в ней голубоватый свет отбрасывал блики на тарелку.

Эван выкинул стейк в мусорное ведро и заметил остатки фруктового пунша на костяшках правой руки.

Обойдя стол, он открыл кран и вымыл руки.

Убить полицейского непросто.

Эван сидел в темноте тесной спальни, которую Морена Агилар делила со своей одиннадцатилетней сестрой. Между двумя матрасами едва помещался стул, принесенный Эваном из кухни. В кулаке мужчина сжимал конец лески, тянувшейся по полу к ручке входной двери. Замерев, Эван ждал.

Из-под задернутых занавесок пробивался свет уличных огней, за окном слышались приглушенные голоса, доносившиеся из соседних дворов. Даже отсюда, из закрытой комнаты, пропахшей птицами, Эван смог учуять запах жарящегося мяса.

На его часах «Викторинокс», прицепленных к поясу, было 9.37. Эван провел в одном положении уже больше часа, но все еще оставалось двадцать три минуты до того времени, на которое детектив Уильям С. Чемберс запланировал изнасилование Кармен Агилар.

– Пожалуйста, не надо! – подал голос попугай. – Морковки, пожалуйста!

На правом колене Эвана лежал телефон Морены, на левом – кольт М1911 с прикрученным глушителем. Эван нанес на сталь глушителя маленькую стрелочку, чтобы всякий раз иметь возможность поставить его в одно и то же положение. В дополнение к обойме, заряженной в пистолет, он взял с собой еще три магазина, которые сейчас находились у него в карманах. Все они были проверены на стрельбище. Как говорил Джек, самый громкий звук, который ты услышишь в бою, – это щелчок.

Обычно Эван предпочитал экспансивные пули, но сегодня он зарядил пистолет пулями с цельнометаллической оболочкой весом в двести тридцать гран. Такая пуля развивала скорость двести пятьдесят девять метров в секунду – чуть ниже скорости преодоления звукового барьера. Глушитель скроет звук выстрела, но, учитывая суету в окрестностях, Эван должен был позаботиться о том, чтобы пуля сама по себе не издавала шума.

Попугай в темноте переступил с лапы на лапу, заставив клетку зазвенеть. На одном из матрасов были разбросаны листы бумаги с лежащими на них кусками дыни. В углу комнаты стоял прислоненный к стене футляр для тромбона. В шкафу на боку валялась красная кроссовка с протершимся носком. С наклейки, прилепленной к грязному стеклу пустого аквариума, на Эвана смотрел Элмо, напомнив о разноцветных пластырях Питера. А потом Эван подумал о том, что сейчас в эту комнату направляется взрослый мужчина.

– Пожалуйста, не надо! – радостно застрекотал попугай. – Пожалуйста, не надо!

Эван глубоко вдохнул. «Ничего личного. Никаких предположений. Ничего личного. Никаких предположений».

Он чувствовал тяжесть пистолета в руке. Оружие – верное, испытанное – было с ним всегда. На сталь и свинец всегда можно было положиться. Они не менялись, они были подконтрольны ему. Эван мог на них рассчитывать. А люди всегда могут подвести. Он не мог рассчитывать на плоть и кровь, на мышцы и кости.

Слишком часто это плохо заканчивалось.

* * *

Когда раздается скрип, за окнами еще темно, но Эван не спит. Бо́льшую часть первой ночи, проведенной в доме Джека, он лежал, глядя в потолок. Эван встает и осматривает комнату. Кресло на колесиках стоит у стола, полка над ним полна книг, расставленных по высоте. Рядом с ними стоит ваза с незаточенными карандашами. Занавески раздвинуты, и в окно проникают первые лучи рассвета. Нет ни пыли, ни беспорядка. Каждый предмет в комнате аккуратно положен на свое место.

Новый дом Эвана – это двухэтажная ферма в полях Арлингтона, штат Виргиния. Его окно выходит на зеленую дубовую рощу. Раньше он видел такое только по телевизору.

Джека Эван находит внизу, в кабинете, уставленном книжными полками из потемневшего дерева. Мужчина читает о чем-то под названием «Пелопонесские войны». Из старомодного магнитофона доносится классическая музыка. На столике в углу стоит фотография в потускневшей серебряной рамке. У женщины на снимке длинные темно-каштановые волосы до талии и аккуратный подбородок. Глаза за большими очками улыбаются.

Страйдер, лежащий у ног Джека, поднимает голову – в точности как у Скуби-Ду, – отмечая присутствие Эвана. Собака весит не менее сотни фунтов, рыжевато-коричневая шерсть топорщится на спине.

Эван ждет, когда Джек поднимет глаза, но этого не происходит. Он сидит неподвижно, как изваяние, и смотрит в книгу. Сейчас Джек совершенно не похож на того таинственного незнакомца с вытянутым лицом, который прятался в тени и глядел через проволочный забор, куря одну сигарету за другой.