— Наверное, десять дней вам мало, — говорит Хетти. — Пусть уж будет две недели, мы как-нибудь справимся.

И все, больше никаких споров и обсуждений, Агнешка нанята, она приступает к своим обязанностям. Прежде всего, говорит она, нужно загрузить мокрые детские вещи в стиральную машину. Пластиковые пакеты очень удобны для сортировки белья, если под рукой больше ничего нет, но на будущее она принесет свои собственные хлопчатобумажные мешки. Очень важно разобрать белье перед стиркой, иначе белые подгузники потемнеют, попав в одну партию с черными трусиками, а хлопчатобумажный трикотаж в кипятке растянется. Может быть, Хетти стоит заглянуть в местное отделение службы доставки чистых пеленок: возможно, пользоваться ее услугами будет дешевле, чем стирать дома, — экономия на электричестве и на стиральном порошке, да и для экологии меньше вреда.

А ребенок все спит и сладко улыбается. В жизни Хетти наступает новая, счастливая полоса. Агнешка присматривает за машиной — она загрузила в нее белое белье и поставила переключатель температуры на девяносто градусов, чего сама Хетти никогда не делает, вдруг вода закипит и все взорвется, но Агнешка ничего не боится, — а Хетти идет в ближайшую дорогую кулинарию, игнорируя призыв благоразумия ограничиться супермаркетом, и покупает там две большие банки белковой черной икры, так похожей по вкусу на настоящую, сметану, блины и шампанское. Хватит злиться, отталкивать Мартина и наказывать. Она вдруг понимает, что все это время мстила ему. Но ведь он не виноват, что презерватив порвался. Теперь они с ним всегда будут счастливы, счастливы, счастливы!

Надеюсь, Хетти понимает, какие сложности влечет за собой появление в семье о-пэр. Во-первых, Хетти и Мартин официально не женаты, и это с их стороны очень опрометчивое решение. Всем известно, что гражданский брак еще менее надежный институт, чем официальная регистрация, и что дети от такого союза обычно растут с кем-то одним из родителей. Человек мудрый ни за что не станет нарушать это шаткое равновесие. Даже появление в семье кошки или собаки не обходится без трудностей, что же говорить о молодой женщине? Между ней и женой обязательно возникнет соперничество. И если все идет прахом, принимать решение особенно трудно. Когда муж и жена расстаются, кто из них берет себе кошку, кто собаку, кто о-пэр? О детях я уж не говорю.

Мартин по-своему вполне неплохой человек, с хваткой терьера — если во что-то вцепился, нипочем не отпустит, но между ними сильное сексуальное притяжение, они часто держатся за руки, я видела, к тому же он ответственно относится к своим отцовским обязанностям, прочел массу книг об участии отца в воспитании детей, и все же у меня такое чувство, что он еще не достиг эмоциональной зрелости, как, впрочем, и Хетти, и это меня тревожит.

Конечно, их сближают общие политические убеждения, и, надеюсь, это им поможет. Сама я человек неравнодушный, не без общественной жилки; пережив бурную юность, водила дружбу с хиппи в индийских платьях-балахонах и с бородатыми парнями в клешеных штанах, пела с Джони Митчелл. Было время, когда все знакомые мужчины в артистических кругах носили усы а-ля Сапата: попробуй угадай, что человек с такими усами думает или чувствует, наверно, потому они и были в такой моде.

То были шестидесятые, все скакали из одной постели в другую, как блохи, в уверенности, что удача и противозачаточные таблетки уберегут их от страданий, которые переживаешь, когда разбивается сердце или жизнь, а венерические болезни — герпес, СПИД, хламидиоз и прочие, которые теперь называются ЗПП, то есть заболевания, передающиеся половым путем, чтобы было не так страшно и не так стыдно, — еще не наложили апокалиптического запрета на эти игры и развлечения, но я-то никогда не была тонкогубой моралисткой и к тому же не считала, что мир можно хоть сколько-нибудь улучшить с помощью марксистского учения.

Как бы там ни было, меня без остатка поглощали мои собственные эмоциональные, творческие и семейные драмы, не оставалось ни времени, ни сил, чтобы всерьез заинтересоваться какой-нибудь политической теорией. В роду Холлси-Коу творческие гены очень сильны, и мы стремимся найти себе спутника или спутницу жизни по сходству с собой, потому-то нам редко выпадает на долю спокойная респектабельная жизнь. Из нас получаются писатели, художники, музыканты, танцоры, и нет ни одного инженера-металлурга, ни одного биолога, который изучал бы жизнь моря, ни одного адвоката. Иными словами, состояний мы не наживаем, денег у нас нет.

Хетти повезло: лингвист по образованию и человек высоких принципов и столь же высокой политической сознательности, она родилась без творческой искры, хотя эта самая творческая искра может вспыхнуть в любое время, даже в старости, — и тогда жди беды. Начала же Серена писать в тридцать пять, а вот Лалли была вундеркинд с самых пеленок и в десять лет играла концерт Моцарта для флейты с оркестром.

Позвольте мне более подробно рассказать вам о доме Хетти и Мартина. Дома — вовсе не безучастные свидетели нашей жизни. Они хранят память о каждом, кто в них жил. И вот что характерно: поднимающиеся по социальной лестнице англичане предпочитают жить не в новых домах, а в старых. Они словно бы вползают в покинутую недавно кем-то раковину и мгновенно забывают, что до них у раковины был другой хозяин. Скажите им, что они ведут себя совсем как раки-отшельники, — и они несказанно удивятся.

Пентридж-роуд была построена в конце девятнадцатого века — бараки для семей рабочих, где люди очень редко вырастали до шести футов и жили дольше пятидесяти пяти лет. Молодые семьи почему-то убеждены, что между ними и историей, которую рассказывают старые стены их жилища, нет ничего общего. Им кажется, будто они появились на свет уже оперенными, на пустом месте, чтобы жить в новом, с иголочки, мире, более мудрые и искушенные, чем все их прародители. Скажите им, что они наследуют от предков не только гены, но также стены и потолки тех, с кем связаны еще и общей историей, и они уставятся на вас в полном недоумении.

Конечно, что-то меняется к лучшему — в двадцать первом веке мы узнаем о том, что происходит в мире, быстрее, чем во времена одних только газет. Новости текут на нас потоком с экранов телевизоров и из радиоприемников, точно хлорированная вода из крана; дома лучше отапливаются, в холодильниках больше еды, но те, кто в этих домах живет, в точности так же зависят от своих работодателей и от действующих в каждую данную эпоху культурных императивов, будь то предписание испытывать страх божий или иметь iPod. Сорвите со стен старые обои — как сорвали их Хетти и Мартин, когда купили дом, — и вы увидите под ними пожелтевшие обрывки газет: например, рассказ о забастовке работниц на спичечной фабрике, сообщение о десятибалльном шторме, который снес Тэйский мост, описание роскошных туалетов, в которых важные особы присутствовали на коронации Эдуарда Седьмого… Хетти и Мартин безжалостно все содрали, не потрудившись хоть что-то прочесть. Думаю, их слишком пугает непохожесть прошлого, они хотят, чтобы все было новеньким, свежеиспеченным, с пылу с жару.

Стены оштукатурили и покрасили в кремовый цвет, от темно-зеленых с коричневым обоев не осталось и воспоминания, и новая краска хотя бы не отравляет вас испарениями свинца — впрочем, от уличного выхлопа, возможно, вреда больше. Но по существу меняется очень мало. Все в тех же старых комнатах спят все новые и новые поколения, смотрят на все тот же потолок и с тревогой думают о завтрашнем дне.