Мария помолчала и добавила:

— Господь готов принять кающихся, главное, чтобы кающиеся дошли до этой черты…

Она замолчала, и Потапов, глядя на ее строгое отрешенное лицо, подумал, что он никогда не знал такой Марии. Она всегда была непредсказуемой, разной… Но сейчас она словно сделала шаг вглубь себя и, споткнувшись, нечаянно соскользнула еще глубже, чем предполагалось… Случаются, наверное, такие ошибки, такие огрехи. Не успел ангел-хранитель схватить за шиворот нырнувшую в бездну страдания рабу Божию Марию, и пронеслась она двумя пролетами глубже… и помчалась ее жизнь под скорбным знаком понесенных утрат…

После того вечера Мария словно сорвалась с цепи, пошла вразнос. Она всегда принимала своих гостей в маленьком загородном особнячке в подмосковном коттеджном поселке. Но если раньше не так уж и часто у крыльца ее дома можно было видеть роскошные лимузины, то теперь наведывающийся исподтишка ежевечерне Потапов заходился от отчаяния и боли, когда каждый раз его взгляд выхватывал из-за забора очередную машину с новым «гостем».

Особу, которая поставляла Марии клиентов, Потапов видел однажды на фуршете в гостинице «Савой», куда пришел по приглашению шведского посольства. К своему изумлению, он обнаружил среди приглашенных Марию в компании с полным лысоватым итальянцем и высокой яркоглазой блондинкой средних лет, которая была представлена ему как Лариса. Итальянец время от времени касался Марии пухлыми, поросшими волосами пальцами и похотливым взглядом просто раздевал ее, на что Мария отзывалась тихим хрипловатым смехом… Потапов все видел и напивался со скоростью летящего в ночи экспресса.

— Уверяю вас, эта цена не завышена. Мария — самая дорогая женщина… Это — жемчужина, жрица любви, — услышал Потапов слова Ларисы, которую отвел в сторону трескающийся от вожделения итальянец. — У меня стоит очередь на ночь, проведенную с ней. Думайте, мой дорогой. Только поскорей. Желающих много.

Тогда уже плохо соображающий Потапов с яростью схватил за шиворот бандершу, торгующую с жирным потным макаронником цену за его Марию, и точным сильным движением разорвал на спине ее вечернее платье до самого низа. Итальянец взревел от неожиданности и метнулся в сторону, а Потапов вытряхнул Ларису из платья, оставив визжащую сутенершу на виду у шокированного общества в одних колготках. Последнее, что запомнил скрученный охранниками Потапов, — смеющееся, полное детского восторга и азарта лицо Марии…

…Потапов задохнулся от нахлынувших воспоминаний, точно заново прожил тот скандальный вечер… Ему все сошло с рук. Опять же благодаря Марии. Она тут же сообщила в соответствующие органы, что знает Потапова давно и всегда поражалась его невероятному патриотизму, взращенному, видимо, еще в комсомоле до настоящей мании. Ему везде мерещатся враги России. Услышав обрывок разговора о деньгах, он, уже, конечно, прилично поддатый, решил, что ее приятельница продает итальянцу секретные данные. Таким, как он, цены нет, а то, что переборщил слегка, так это со всяким бывает…

И вот тогда, когда он с тревогой видел, как часто наведываются теперь к Марии «гости», он, смутно отдавая себе отчет в идиотизме своих действий, но почему-то все же прущий напролом, настоял на встрече со знаменитой «мамкой» самых шикарных московских путан, преодолевая ее нежелание и протест.

Лариса соизволила встретиться с ним в забегаловке на Маяковке, шумном суетном кафе «Делифранс». Пришла с охранником, которого пристроила за соседним столиком и, не снимая роскошной собольей шубы, полуприсела рядом с Потаповым. Враждебно глядя на него яркими наглыми глазами, она закурила и, отодвинув чашку кофе, заказанную Потаповым, спросила пронзительным, высоким, как у зарвавшейся в поисках верной ноты скрипки, голосом:

— Какого черта?

— Мария в очень плохом состоянии. Ты же близкий ей человек. Она больше года не занималась… этим. Она… сломается.

Лариса визгливо захохотала, запрокидывая голову с выпирающим острым кадыком на тонкой шее.

— От таких денег не ломаются… Ты знаешь, какие она бабки гребет? Не знаешь! И заткнись со своим вонючим гуманизмом. Хотел бы заменить собой всех ее кобелей? Кишка тонка! Ей сейчас деньги позарез — она дочку учиться за границу определила.

— Как? Ксюша уже студентка? Хотя да, ей ведь уже семнадцать… — И, с ненавистью глядя на Ларису, Потапов злобно прошипел: — Правильно, молодец Мария! Подальше девочку от таких… как ты.

Резким движением Лариса сбросила чашку кофе на светлый пиджак Потапова и, с удовлетворением наблюдая, как растекаются по ткани темные струйки, иронично усмехнулась:

— Какого хрена ты за ней таскаешься? Только на посмешище себя выставляешь! — И, встав из-за стола, положила перед Потаповым маленький календарик, состоящий из цветных открыток. — На ней свет клином не сошелся. Глянь вот на досуге, какие девочки продаются. С ума сдвинешься! Так что если надумаешь — звони. И радуйся, что я не обидчивая. Чао!

После ее ухода Потапов еще долго машинально листал календарик, где на каждые две недели месяца была выставлена голая девочка. На последней странице были напечатаны телефоны и факсы агентства, поставляющего «товар». Марии, конечно же, среди обнаженных красоток не было. Она была эксклюзив, гордость фирмы… Ее личным агентом была сама Лариса…

* * *

…В дверях вагона-бара появилась обольстительная мулатка. Она, против ожидания Потапова, не стала присаживаться за его столик, а заняла более выгодную позицию — села на высокий, крутящийся табурет у стойки, задрав до самых трусиков юбку, и начала медленно вращаться взад-вперед, потягивая через трубочку сок.

Потапов заказал еще порцию виски и сдвинул занавеску на окне. Подступающая темнота отозвалась в груди неясной тревогой. Вдруг остро захотелось оказаться защищенным толпой прохожих, огнями улиц, светом фонарей и проезжающих автомобилей. Тяжелые черные тучи медленно заволакивали темнеющее небо. Грозно насупившись, они ждали того мига, когда, соединившись с чернотой земли, равнодушно отнимут, как последнюю надежду, тонкую, пронзительную, точно острие бритвы, полоску светлого горизонта.

Официант, услужливо изогнувшись, поменял стаканы на столике Потапова и мгновенным, отлично замаскированным взглядом проверил степень опьянения на лице клиента.

Потапов зашторил окно и поежился. Этот надрывный закат опять напомнил ему день похорон Марии. На поминках он впервые познакомился с отцом Ксюши. Они курили на кухне, и Потапов жадно впитывал каждое слово, сказанное этим человеком о последних днях ее жизни. Время от времени дверь на кухню распахивалась и появлялась заплаканная Ксюша, а Потапов всякий раз вздрагивал — так невероятно она была похожа на Марию.

— Да, она поразительно похожа на мать, — точно расшифровал оторопевший взгляд Потапова Геннадий. — Так и кажется, что Мария воспроизвела на свет собственного близнеца. Ксюшенька, я принесу горячее, детка, иди к бабушке. И поспрашивай все-таки о фотографиях. Много людей незнакомых — вдруг каким-нибудь образом они вместе снимались.

И, нежно поцеловав дочь в висок, бережно выпроводил ее из кухни.