Я не знал, что именно толкало Джинджер, но на волю случая она ничего не оставляла. Могу предположить, но это только мое предположение, что ей хотелось заполучить то внимание, что доставалось мне. Наверно, она решила, что быть вместе нам предопределено свыше.

Тут она ошиблась.

– Ты всегда носишь с собой мяч?

– Надо же руки чем-то занять.

Шаг ближе.

– Что, могут до беды довести?

– Только не с мячом.

– Ты и спишь с ним?

– По большей части.

– Лайнус со своим безопасным одеялом[16].

– Вроде того.

– Как-то это убого, а?

– Только если думаешь, что футбол – грех или дефект.

– Футбол – игра. В него играют, чтобы попасть куда получше.

– По крайней мере, в одном мы с тобой сходимся.

– И в чем же?

– В том, что футбол – игра.

– И?..

Я пожал плечами. Хотелось поскорее закончить.

– А ты, оказывается, молчун.

– Это игра, требующая от меня отдавать себя чему-то большему, чем я сам.

– Типа?

– Идее, согласно которой одиннадцать человек могут сделать то, что не может и никогда не сделает один.

Ответ она знала, поэтому и вопрос прозвучал неискренне.

– Квотербек, да?

Я кивнул.

– Некоторые говорят, ты сейчас лучший в стране.

Я промолчал.

– Тебе все равно?

– Мне важно, что могут сделать одиннадцать человек, а не один.

Она сделала шаг и приблизила ко мне лицо.

– Ну, тогда ты просто дурак.

– Ничего не имею против.

Джинджер отвернулась и уже сделала шаг прочь, но ее остановил мой вопрос. Джинджер пыталась это скрыть, но парни вроде меня легко замечают такого рода детали.

– Ты всегда кусаешь ногти?

Она остановилась, не оборачиваясь, и сунула руки в карманы. Я подметил ее изъян, и ей это не понравилось – об этом говорил язык тела. Однако последнее слово Джинджер хотела оставить за собой, девушка посмотрела на мяч, потом на меня.

– Позови меня, когда устанешь держать эту штуку. Я найду твоим рукам занятие интереснее.

За всю школу у нас это был самый длинный разговор.

Одри Майклз и сама занималась спортом. Бегала на восемьсот метров и на милю, работала с ежегодником, готовилась поступать в колледж, считала чирлидеров глупыми девчонками, организовала и вела «Клуб розового сада» и пару раз в начальных и старших классах отнимала у Джинджер первенство в драматическом кружке. Джинджер, разумеется, этого не забыла.

Мы познакомились в спортзале субботним утром после игры. Накануне вечером прошла игра с командой из Валдосты. Жесткая, тяжелая, под дождем. Семь раз я нарывался на блок, сорвал два тачдауна и собрал полную коллекцию пинков и тычков. К началу четвертой четверти я уже едва стоял на ногах. Утром в субботу я кое-как скатился с кровати и поковылял к машине, собираясь поехать в школу. Болело плечо, ныли разбитые до синяков ребра и бедра, икры то и дело сводило судорогой. На груди и спине темнели багровые кровоподтеки. Какой-то парень расцарапал ногтями шею. Мне бы даже гамбургер не позавидовал. Я ввалился в массажную, забрался на стол, и наши тренеры обложили меня льдом. Одри только что закончила свою разминку и лежала на животе на соседнем столе, листая журнал, а массажист трудился над ее подколенным сухожилием.

В какой-то момент девушка оторвалась от журнала, вскинула бровь и чуть заметно усмехнулась.

– А у тебя с чем проблема?

Я взглянул на нее краем глаза. Видеть ее мне доводилось, но мы никогда не разговаривали.

– Со всем. От головы и ниже.

Она сняла с колена пакет со льдом и положила мне на лицо.

– Хныкса.

Я убрал лед и постарался сосредоточиться на снисходительном голосе.

Одри обронила журнал и сунула руку в лежавшую рядом сумочку.

– Вы, квотербеки, такие… примадонны. Ноготь сломаете и уже требуете болеутоляющих и льда.

Голова раскалывалась, и я посмотрел на нее, с трудом разлепив веки. Среднего роста. Поджарая. Мускулистые бедра и икры. Судя по телосложению, бегунья. Короткая, как у мальчишки, стрижка. Симпатичная. Ногти на руках и ногах накрашены. Она повернулась и села, прислонившись к стене. Массажист, вооружившись ультразвуковым прибором, обрабатывал четырехглавую мышцу. Решив, что стал фокусом ее внимания, я, как оказалось, наполовину ошибся. Обращаясь ко мне, она смотрела вниз, на собственные руки, занятые вязанием или чем-то в этом роде двумя серебристыми спицами, длиной около восьми дюймов каждая. То, что выглядывало из сумочки, могло быть началом будущего свитера или шарфа. Спорить или возражать не было сил, поэтому я промолчал, опустил голову и закрыл глаза. Подумал, что если не буду развивать тему и оставлю все как есть, то и она успокоится. Не получилось.

– Не согласны, мистер Стрит-энд-Смит[17] номер четыре?

Рейтинг публиковался каждое субботнее утро, и неделей ранее я значился в нем под номером семь. Тот факт, что она заглянула в список сегодня, говорил о ней больше, чем она думала. Пальцы со спицами мелькали, как крылышки колибри, что указывало на наличие у нее некоторого опыта. Камушки в его огород Одри бросала игривым тоном, то есть в каком-то смысле пыталась подружиться, но карты при этом не открывала. Подход был такой: мол, раз уж мы тут сидим, то почему бы и не потрепаться. Я мог подыграть, а мог и отказаться. Возможно, она и не знала, как со мной обошлись накануне, но что-то в ее голосе мне определенно понравилось. И это было так свежо.

– Ты забыла кое-что.

– Что же?

– Подушку.

– Подушку?

– Да. Мы же привыкли, когда нам делают еженедельный педикюр, класть распухшую голову на мягкую подушку.

Она обдумала это, покрутила спицами и выставила одну в мою сторону как пику.

– Не двигайся, и я помогу тебе с этим.

В тот момент мы и стали друзьями. И с тех пор я любил ее.

Прошел почти год. Наш последний год в школе. В ноябре у меня был день рождения. Я не знал, что Одри тайком от меня заказала ювелиру здоровенный серебряный перстень-печатку с моими инициалами, и, чтобы расплатиться с мастером, ей пришлось взять подработку. В какой-то момент обо всем узнала Джинджер и, убедив ювелира, что Одри прислала ее за перстнем, забрала его себе.