– Понимают, понимают, – поспешил успокоить его Еан. – Не сразу, конечно, но сделали переводчик.

И он показал машинку, лихо преобразующую речь алеотов в щелканье и шипение.

– И что? Про Геона удалось узнать? – Стефан от нетерпения даже заерзал на кровати.

– К сожалению, нет. Ни о каком наследном лорде никто из них и слыхом не слыхивал.

– Так что, до сих пор ничего?

– До сих пор. Ни о нем, ни об Алите ничего не известно.

Разговор вызвал такую волну ощущения потери, что она захлестнула обоих, вызвав совместный судорожный вздох и торопливую попытку загладить невольную вину:

– Прости, я не хотел!

То, что Стефан не имел злого умысла, сомнений не вызывало. Ну откуда ему было знать, насколько еще живы воспоминания об Алите – друге и кумире Еанова детства. Сестра была совершенством. У нее, красавицы, внимания которой добивались толпы поклонников, всегда находилось достаточно времени для младшего брата. Нахлынули ощущения: вот он, совсем еще малыш, сидит в седле перед ней, ветер бьет в лицо, и белая шерсть зирга, вздымаясь в такт отбиваемого копытами ритма, то и дело накрывает его коленки, а рука Алиты – теплая и уверенная – крепко удерживает маленького брата, в то время как зирг мчится во весь опор, давно обогнав всю кавалькаду. И только свист в ушах, и ветер, пахнущий травой и пылью, и мягко щекочущая ноги шерсть, и рука – надежная, твердая и мягкая одновременно.

А вот – осенний бал. Еан, еще подросток, впервые надевший взрослый, подобающий случаю наряд, смущаясь, выводит на танец сестру, ослепительно прекрасную в невероятного цвета багряном платье, чтобы открыть бал, и больше всего на свете боится споткнуться. И она, поймав предательскую эмоцию, тихо шепчет: «Это ты еще без шпаги. А представь: еще и шпага между ног…» И, живо вообразив себе эту нелепую картину, оба заливаются хохотом, скользя по полу, натертому до блеска. Глупый страх, сковывавший движения, мгновенно сменяется восторгом, и они несутся по залу, кружась и заражая всех вокруг своим весельем.

Разумеется, едва открылся бал, отбоя от кавалеров у Алиты не было. А вот Еан впервые почувствовал на себе женские взгляды, от которых бросало в жар. «А принц-то как повзрослел», – долетел откуда-то шепот. Но он-то знал: если бы не Алита, он ни за что не сумел бы справиться с тем дурацким волнением.

Еан перевел дух, отодвигая от себя воспоминания.

– Алита, – задумчиво протянул Стефан. – Так вот какая у тебя сестра. А с ней что произошло?

– То же, что и с Геоном. Во всяком случае, очень похоже.

Показалась картинка вскрытого, как консервная банка, корабля, где среди погибших не нашлось одного-единственного тела – наследной принцессы. Она, как и вся команда на борту, была в форме, и каким образом шорги сумели отличить ее от других членов экипажа, никто так и не догадался.

– Ладно. – Еан устал от воспоминаний. – Вот смотри последнее.

И он показал то, что на всю жизнь отпечаталось в памяти, – свой собственный корабль, а точнее, взрыв, унесший его прочь от разлетающихся обломков и удирающих прочь воров с его собственным телом.

– Да, история… – Стефан заложил руки за голову и устроился поудобнее. Что еще пару дней назад подобное движение из-за сломанных ребер было бы невозможным, он даже не заметил. – И как теперь быть? Не можешь же ты вечно со мной здесь сидеть. Тем более что я-то вряд ли тысячу лет проживу. Тебе свое тело возвращать надо! А я, кстати, твой должник: ты меня по кусочкам собрал. Тебе, небось, помощь нужна. Так ты говори, что делать надо.

Парень искренне хотел помочь, и у Еана не хватило духу признаться, что плана у него пока нет. Ибо для выполнения любого плана нужен, по крайней мере, один космический корабль.

Стефан после обеда все-таки не удержался и прилег – тренировки давались нелегко, несмотря на ходунки. Ослабшие за месяц мышцы пока не слишком справлялись со своей работой.

Разумеется, хотелось бы уже как можно скорей вернуть телу былую легкость, когда ничего не стоило, упершись одной рукой, шутя перемахнуть через барьер или, как в детстве, точным ударом послать мяч в дворовые, сооруженные на скорую руку ворота.

Да, конечно, врачи, чуть не ежедневно пачками заваливающиеся в палату, чтобы посмотреть на чудо-выздоровление, с ним вряд ли согласились бы. С их точки зрения, то, что после такой аварии пациент не просто пришел в себя, а, зарастив все переломы, пытается вернуть способность самостоятельно передвигаться, уже являлось чем-то уникальным.

Но даже если так, сам факт, что прежде послушное тело надо, как в детстве, укладывать днем спать, вызывал досаду. Но ничего не поделаешь. И Стефан, вздохнув, откинулся на подушки.

Он даже задремал, но, услышав легкий скрип двери, с интересом приподнялся на локте.

Незнакомец в накинутом на плечи белом халате и напяленных на ноги бахилах стоял в дверях, с недоверием глядя на обитателя палаты. Молчание затянулось. Наконец посетитель решился:

– Простите, синьор, вы не подскажете, где я могу видеть Стефана Шумахера?

– Это я.

– Простите, синьор Шумахер, но мне нужен Стефан Шумахер, который попал в аварию.

– А вы, собственно, кто? Репортер?

Стефан разозлился не на шутку. Какой-то незнакомец врывается без всякого разрешения в палату почем зря, да еще и сомневается, туда ли он попал. Он уже готов был нажать кнопку вызова дежурной медсестры, но мужчина, угадав его намерение, поторопился представиться.

– Постойте! – вскричал он. – Я не репортер, я Карло Рокка!

– И что?

– Вы же моего сына спасли! Нико!

Еан, до этого не слишком вникавший в диалог, даже напрягся: за все время их со Стефаном знакомства он знать ничего не знал ни про какого Нико Рокка, ни уж тем более про его спасение. Он прислушался внимательнее.

Стефан, впрочем, тоже внезапно передумал давить на кнопку – рука замерла, потом указала на стоящее в палате кресло:

– Садитесь.

Мужчина немедленно воспользовался приглашением и, торопливо прикрыв за собой дверь, шагнул в комнату. Проигнорировав кресло, он приблизился к кровати, едва не зацепив ногой некстати подвернувшиеся ходунки.

– Синьор Шумахер! Синьор! – От волнения его голос сорвался в фальцет, и он закашлялся. – Ой, простите, синьор! Вы наш salvatore[3], вы всех нас спасли! И Николо, и Луизу, и меня. Мы все умерли бы, если бы вы не оказались рядом! Salvatore! Grazie alla Vergine Maria e Gesù[4]. Я должен был на коленях стоять возле вашей кровати с того самого дня, как вас привезли сюда! Умоляю вас простить меня! И прошу вас, синьор Шумахер, скажите, что я могу для вас сделать? Конечно, я оплачу все лечение, все, что надо, вы не должны волноваться о деньгах! Но пожалуйста, скажите мне, что я могу сделать для вас? Я обязан вам жизнью моего ребенка, моей жены и своей жизнью! Прошу вас, располагайте мной!