На совете было обговорено: дать войску отдохнуть пару дней, а потом внезапно, ночью напасть на город.

Место для отдыха было найдено быстро, потому что вся эта местность была исхожена норманнскими отрядами вдоль и поперек в поисках добычи. Им оказалась богатая вилла на берегу пруда, питаемого подземными источниками. Она была уже ограблена ранее, жители ее частично разбежались, частично были взяты норманнами в плен. Вокруг пруда были разбиты палатки, воины купались, спасались от жары в тени садовых деревьев, отъедались.

Наконец в полдень викинги двинулись на Гранаду. Небо было затянуто сплошными облаками, моросил дождик. Казалось, сама природа благоприятствовала нападению. В ночной, непроглядной темноте удалось подойти вплотную к стенам. Стража не смогла видеть нападающих и тревогу подняла уже в тот момент, когда норманны стали приставлять лестницы к стенам. Ударили в колокол, сверху полетели редкие стрелы и дротики, а нападавшие уже забрались на стены, ворвались внутрь крепости, открыли ворота и растеклись по улицам, беспощадно убивая его защитников…

К утру все было кончено. Захватив огромную добычу и гоня перед собой тысячи пленников, норманны двинулись на юг. Торопились, потому что следом халиф мог бросить свою легкую кавалерию, на ровной местности с которой было невозможно справиться. Воины подгоняли пленников, кто отставал, того прикалывали мечами.

Всех пленников и огромную добычу погрузили на корабли и отвезли в Северную Африку — в страны Магриб, где процветала работорговля. Здесь, в городе Нокур, который норманны называли Нокхур, они продали всех пленников и в течение десяти дней предавались различного рода увеселениям. Эгиль был среди первых. У него всегда было больше всего драгоценностей, где и как он умудрялся доставать их, одному Одину было известно. Бойкий и пронырливый, он был в своей стихии, его безошибочное чутье выводило к различным тайникам и потайным кладам. Рольф и Олег не принимали участия в ежедневных оргиях. Рольф еще на корабле отгородил для своей любимой, которую звали Сайдой, небольшой уголок, трогательно ухаживал и никого близко не подпускал к ней. Хорошо зная своего друга, Олег был уверен, что этот выбор у него не случаен и не мимолетен; он был сделан им на всю жизнь. Сейчас он снял какой-то особняк, и там они все время проводили вдвоем. Олег по-юношески брезгливо относился к разгульным увеселениям товарищей. Его тянуло к морю. Он часами сидел на причале, любуясь развернувшейся картиной южного побережья. Море здесь было не такое, как на севере. Там серое, суровое, с редкими погожими днями. Все больше дул ветер, мчались низкие тучи, из которых лил холодный дождь… А здесь вот оно, до самого края голубое и искрящееся под лучами солнца, а небо над ним высокое-высокое, без единого облачка. И не так жарко, потому что задувает легкий ветерок, освежая лицо. Зимы здесь, как говорят, нет. Настоящий рай. Богатства у него много, можно купить себе приличный дом, привести в него какую-нибудь Сайду и — живи в свое удовольствие!

В другой раз он думал уже по-другому. Останешься в этих краях с вечным летом, с тоски помрешь. Лето и лето, никакого разнообразия. То ли дома, в родной Скандинавии! Там и лето есть, порой по жаре не уступит и здешнему. Потом придет красавица осень с багрянцем увядающих лесов… А уж и зима с ее забавами на снегу и льду. Разве он сможет прожить без них? А прелестница-весна, с ее пробуждением природы, первыми нежно-зелеными листочками!.. Нет, ни за что не променяет он родные края на эти раскаленные солнцем пространства!..

Как-то под утро явился Эгиль, пьяненький. Бесцеремонно разбудил Олега, стал делиться впечатлениями от проведенной ночи:

— Был у одной мавританки. Огонь-баба! Завтра снова к ней. Но только еще на одну ночку. И все, больше не могу с одной и той же. Скучно! Ну, ласки ласками, а словечком не перекинешься. Ни она по-нашенски, ни я по-ихнему. Так, глупо улыбаешься и чувствуешь себя дураком. А ведь хочется о чем-то перемолвиться, мыслями поделиться…

— А есть ли они у тебя, мысли-то? — съязвил Олег.

— Кое о чем кумекаю иногда. Били меня по голове и мечом и палицей, а — ничего, рассудок пока не отбили… Я к чему тебе говорю все это. Размышляю иногда про нашего Рольфа. И чего он привязался к этой чернолицей? Была бы баба дебелая, а то так, кожа да кости. II ни слова по-нашему… Что они целые сутки делают? Как не соскучатся друг возле друга? Ни о чем не беседуя, ничего не рассказывая?

— Может, она научилась нашему языку?

— Так быстро? Глупости!.. Я считаю, что всегда Рольф был сам по себе, замкнутый такой, ни с одной девчонкой не дружил. А тут пригрела его эта чернявая, а он и уши развесил.

— За что ты ее так возненавидел?

— А за что любить? Рабыня она, презренное существо и цена ей восемь марок в базарный день! Ничтожество, в общем…

Наконец стали грузиться на корабли и готовиться к отплытию. Гастинг ходил между викингами, говорил то с одними, то с другими:

— Поплывем на север, захватим великий город Рим. Я взял с собой местного моряка, он знает Средиземное море вдоль в поперек, так что прямиком выведет к знаменитому городу. Мы захватим его, и слава о нас раз несется по всему миру!

«Значит, тайные мысли, которые Гастингом одолевали еще в Париже, становятся явью, — думал про себя Олег. — Но хватит ли сил нам для такого подвига, чтобы завоевать огромный город? Ведь только под Гранадой мы положили столько голов…»

Сначала плавание протекало спокойно. Но затем задул юго-западный ветер, все сильнее и сильнее. Поднялись пологие волны, которые обгоняли судно, и Олег видел, как на них среди клочьев белой пены стремительно неслись струи ветра, чертя воду в разных направлениях. Затем волны выросли и стали круче, рядом плывшие суда стали переваливаться с боку на бок и нырять носами в воду. Порой волны, перепрыгивая через борт, били в людей, мягко и сильно, некоторых сшибали с ног и волокли по палубе, грозя выкинуть за борт.

Вдруг в снастях по-страшному завыл, засвистел ветер. В борт корабля с грохотом ударила волна, судно мелко-мелко задрожало, точно в агонии. Люди замерли с напряженными лицами, ожидая чего-то ужасного. Но нового удара не последовало, по-видимому, корабль развернулся носом на волну, и беда миновала. Но шторм продолжал свирепствовать, швыряя корабль как игрушку…

К вечеру ветер стал тише, но качка продолжалась, выматывая последние силы. Не прекращалась она и ночью. Только утром с восходом солнца море стихло, успокоилось, и несильный ветерок погнал суда на северо-восток.

В полдень появилась земля, стал вырисовываться город с крепостными стенами и башнями. Корабли к этому времени собрались вокруг флагманского судна Гастинга. Он, сложив ладони, кричал громовым голосом:

— Мой араб узнал этот город. Слушайте меня внимательно: перед нами знаменитый Рим, мы его сейчас возьмем с ходу! Построиться в боевую колонну, приготовить оружие, крюки и боевые снасти!

По мере приближения все явственнее вырисовывались высокие, с башнями городские стены и великолепные окрестности с многочисленными виллами и дворцами, окруженными садами и виноградниками. Несомненно, таким городом мог быть только Рим, разжиревший на эксплуатации огромных покоренных земель и народов.