Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Виолет! Кто же он такой, этот доктор Дес?
— Алонсо Дес. Был врачом боевого флота. Недолго. Но, по-моему, честный человек, других в офицерскую кают-компанию не допустят. А здесь он помогает нашим больным и раненым. Самое главное, охрана его не трогает: у нас теперь вдвое меньше покойников, чем в других лагерях, а начальник лагеря постоянно получает за это премии.
— Вот что я вам скажу, — возразил Ратмир, — всё это неспроста: ведь сегодня меня пытались убить, а вчера я переехал межу вашему священнику тем, что разрушаю насаждаемые им раздоры. Католики, язычники… Кому-то подобные межи выгодны, друзья!
— Может быть, завтра нашего друга попытаются купить? — спросил Атог.
— А что, если мне, действительно, купиться? — оживился Ратмир. — Без помощи извне бежать отсюда невозможно. Ведь ранее здесь побегов не было, Виолет?
— Ну, как же, отсюда убежишь… — буркнул танорец. Но, секунду поразмыслив, добавил: — Только ты не считай их дураками, Ратмир. Они будут плотно наблюдать за тобой.
— Скорее всего, так. А рискнуть все равно стоит. Это — единственный выход. Или кто-то из вас боит…
Ратмир не договорил последнее слово. Индейцев такое подозрение удивило бы. Как все неоправданные подозрения. Да и пылкий танорец, бывший офицер, имел бы право вызвать Ратмира на дуэль за такие слова. Все они могли рисковать. Что им угрожало при неудаче? Смерть? А разве не она грозила всем, остающимся в лагере и отличалась только тем, что могла наступить позже небольшими мучениями?
— Твоя мудрость тебе в подмогу, друг теуль, — скачал Камок. — Ты видишь, что и как тебе делать.
— Пускай они думают, что ты продаешься, — проворчал Атог.
— А отказываться опасно, — резюмировал Виолет. — Поди разбери в толпе, кто кого ударил! Премии премиями, но свое спокойствие они ценят выше денег.
На следующий день, когда пленников увели на работу, Ратмир остался. Но время шло. Вызова к доктору не было. Ратмир решил пойти на поиски сам. Он добрался по трибунам до госпиталя. Но и там доктора не оказалось. Зато дежурила возле умирающих Алита. От нее Ратмир узнал, что доктор — в помещении под трибуной, куда, по его настоянию, будут скоро переносить больных. Ратмир направился туда. (Скорей всего, помещение это раньше служило раздевалкой для спортсменов). И в одной из комнаток нашел того, кого искал.
— Вы хотели меня осмотреть, доктор? Но вы же сами говорили, что у меня ничего серьезного нет.
Голубые, слегка навыкате глаза врача в упор уставились на Ратмира сквозь очки с потрескавшимися стеклами.
— Этот вызов не имеет никакого отношения к медицине и ко мне лично! Вас что, не предупреждали? — спросил он раздраженным голосом. И, уходя заметил: — Мне очень жаль, что я вас вылечил.
— Мне кажется, доктор, — быстро проговорил Ратмир, стараясь задержать врача, — вы не за того меня принимаете…
— А за кого же мне вас принимать, как не за доносчика и провокатора? Мне приходится покрывать таких, как вы, доносчиков, чтобы иметь право оказывать помощь больным.
Голова Ратмира напряженно работала. «Значит, Атог прав!»
Извинившись перед разгневанным врачом, он вышел из-под трибуны и натолкнулся на надсмотрщика в солдатской камуфлированной форме без погон. Тот явно искал кого-то. Ратмир спросил, не его ли тот ищет. Надсмотрщик повернулся к Ратмиру:
— Да, тебя. Где ты пропал?
— Принял вашу милую шутку с доктором за чистую монету.
Надсмотрщик, понимающе кивнув, направился к воротам. Ратмир следовал за ним.
За воротами была площадь, через которую проходили пленники перед посадкой в вагоны. За ней — скопление домов, в которых жила охрана. К одному из домов лежал их путь.
— Сюда.
В комнате при входе сидел за столом белый человек. Ратмиру вдруг вспомнился доминиканец. Но этот был еще толще. Военный камуфляжный костюм (как у надсмотрщиков, но с погонами) на нем едва сходился. Лысая голова блестела, будто смазанная салом, маленькие поросячьи глазки почти тонули во впадинах над висящими щеками, широкие губы нависали над тройным подбородком. Завершал этот «портрет в жирных тонах» широкий утиный нос.
Несколько секунд хозяин комнаты и Ратмир рассматривали друг друга. Затем Ратмир получил приглашение присесть к столу. Толстяк заговорил.
— Мое имя Бров, Бров Хансон. Я являюсь начальником этого лагеря. Ты, конечно, уже понял, зачем тебя вызвали. Я ложу слишком много сил, чтобы поссорить меж собою пленников и не допустить их организации, а ты, едва появившись, рушишь все мои планы. Ты должен понимать: я этого не допущу. Вчера я приказал убрать тебя, но дело сорвалось. Теперь я хочу предложить тебе службу у меня. Как ты понимаешь, единственной альтернативой является смерть.
— Я это понял сразу. Еще вчера. Но смерти я не боюсь, — медленно проговорил Ратмир. — Мы, конечно, можем сейчас столковаться. Но я бы хотел знать, какая служба меня ожидает.
— А не много ли хочешь?
— Нет, так не пойдет! — (Ратмир устроился поудобней). — Если уж продаваться, так подороже.
— А ты наглец, — проговорил Бров. — Откуда ты?
— Был помощником капитана на пиратском судне, — не моргнув глазом, начал Ратмир. — Попал в плен к ацтекам, а там спас жизнь принцу Куаутемоку и в результате оказался в рядах его гвардии.
— А до пиратства?
— До пиратства — мое дело.
— А если я все-таки прикажу тебя убрать?
— Тогда народ распотрошит вас, как кита на китобойной базе. Вот что тогда! Давайте ваше предложение — или отправляйте меня обратно в лагерь. Вам здесь хорошо сидеть, а я с угра не жрамши, и еще не известно, придется ли есть сегодня!
Бров удовлетворенно откинулся на спинку кресла:
— Ладно, ладно. Тормози. Я предлагаю тебе быть информатором. Согласен?
— Нашел дурака, — фыркнул Ратмир.
— Нет, все-таки тебя нужно убрать.
— Конечно, — с готовностью поддержал Ратмир. — А значит, навсегда похоронить мечту о расовой розни… и, как следствие, о вашем спокойствии. Ведь я в их глазах стану мучеником.
— Берешь меня за горло? — спросил Бров. — А ну-ка переверни медаль.
— С удовольствием. Если я куплюсь, то пленники будут обмануты в своих лучших чувствах и не скоро смогут найти себе другого лидера.
— Ладно, твоя взяла. Будешь служить надсмотрщиком?
— Сначала накормите, а потом поглядим.
Бров вызвал конвоира, который ждал за дверью. Ратмир был препровожден в столовую. Затем — на склад обмундирования. А затем — в домик охранников, где ему предстояло отныне жить в отдельной комнатке и спать на настоящей постели.
Через час он — сытый, вымывшийся, приодетый и вооруженный, — шагал назад к воротам стадиона радом со своим бывшим конвоиром — отныне напарником. Звали того Элиас Питт. Он был