— Нет, это ты в самом деле мальчишка-колледжер! Ее, по его приказу, действительно поставили на мужские работы! Таскать камни. Все-таки он большая сволочь.

— Ну и что же? — (Ратмир сделал вид, что зевает).

— Да то! Один индеец, здоровый такой ирокез, весь день помогал ей. А час назад сюда на электромобиле приперся Бров, эта жирная скотина. И сам стал наблюдать за ней, никого к ней не подпуская. В общем, он ее сегодня уморит. Этой работы она не выдержит.

Все оставшееся время до конца рабочего дня Ратмир просидел в тени, как на горячей сковородке. Но вот, наконец, паровозный гудок: финал рабочего дня. Надсмотрщики согнали женщин в колонну и повели к железной дороге. Все привычно заняли свои места: женщины знали, где окажутся двери вагонов, охрана — где площадки. Подходила и другая колонна: заключенные с мужских работ.

Но там явно случилась какая-то заминка. Со стороны ущелья, куда сбрасывали трупы умерших на работе, слышались женские крики, долетала ругань надсмотрщиков. Элиас устремился туда. Вслед за ним — Ратмир: он еще издали различил небольшую группу женщин, которые о чем-то упрашивали двух надсмотрщиков. А подойдя ближе, понял: танорские женщины, среди которых он видел и Алиту, упрашивали надсмотрщиков не бросать в ущелье Анилу. Она была еще жива. Женщины обещали надсмотрщикам, что отблагодарят их. Те понемногу уступали. Неохотно. С ответными намеками, какой же именно должна быть «благодарность». Но тут снова явился Бров.

— Бросайте эту … в ущелье, без разговоров! — заорал он.

Видя, что надсмотрщики колеблются, начальник сам потащил девушку за волосы к обрыву. Женщины окружили его. С мольбами они цеплялись за его одежду. Бров разразился бранью, начал стегать вокруг себя кнутом. Женщины, крича от боли, все же не отпускали его. Он вырвался. Но тут перед Бровом, как из-под земли, возник Ратмир.

— Господин начальник лагеря! — поговорил он вежливо. — Зачем вы хотите сбросить в пропасть эту девушку? Ведь она еще жива.

Резкий контраст между манерой разговора в конторе и здесь на несколько секунд привел Брова в замешательство. А Ратмир продолжал:

— Помните о соревновании между лагерями по предотвращению преждевременной смертности рабочих?

— Мне плевать! В конце-то концов, здесь им не курорт! — буркнул Бров, заметно сбавляя тон. Но тут же, вновь распаляясь, заорал: — Какого дьявола тебе от нее нужно?

— Мне нужно от нее то же, что и вам, — заверил его Ратмир. — В конце концов, мы с вами — коллеги, неужели вы откажетесь поделиться?

Кнут взвился над головой Ратмира.

— Нет, ты в самом деле наглец! Прочь с дороги!

Ратмир выполнил волю начальника: отскочил в сторону. Бров, не глядя под ноги, рванулся вперед. Оступился. Покатился к пропасти. И с визгом рухнул вниз. Точнее, готов был рухнуть. Повис на самом краю.

Брова спас Ратмир. Спас тем, что начальник не выпустил кнутовища из рук, а Ратмир успел ухватиться за конец его кнута, а затем — за ворот его одежды.

Напрягая все силы, он удерживал тушу начальника лагеря, пока не подоспел Элиас. Но даже их общих усилий не хватило, чтобы вытащить Брова наверх. Только при помощи троих других надсмотрщиков им удалось-таки его поднять, и начальник, перевалившись через край обрыва, растянулся на земле. Жирное тело Брова колыхалось от озноба, поросячьи глазки расширились. Он лежал несколько секунд. Затем вдруг вскочил на ноги и с удивительной для его комплекции резвостью бросился к своей машине. На бегу он странно подпрыгивал, все еще сжимая в кулаке кнутовище. Вокруг засмеялись. Но это всеобщее веселье было напряженным: чувствовалось — инцидент не исчерпан. Элиас так и сказал Ратмиру:

— Этим не кончится!

Но Ратмир отмахнулся от него и приказал поместить Анилу в тот вагон, который предстояло охранять ему. Вместе с ней в вагон поднялись еще две девушки-танорки и Алита. Несмотря на то, что женщин не полагалось садить в вагоны к мужчинам, возражений со стороны других надсмотрщиков не последовало. Когда Анилу несли мимо, она едва слышно проговорила:

— Вы зря помешали мне умереть. Вам это ничего не даст, как и Брову. — Голос ее неожиданно окреп, она почти выкрикнула: — Я не буду любовницей ренегата, лучше — смерть!

В ответ на то Ратмир лишь слегка поклонился, направляясь к своей площадке.

…Поезд тронулся. Элиас, сидя спиной к Ратмиру, ворчал:

— Ну какого черта тебе понадобилось вступаться за эту девчонку! Добро бы, она тебя за это отблагодарила, а то еще и прирежет… если Бров тебя сам еще раньше не сожрет. Такие, как ты, мне нравятся. Честно, честно! Хотя, с другой стороны, такие, как он…

Элиас Питт многое хотел сказать. Он еще продолжал высказываться, когда Ратмир ударил его рукоятью револьвера по затылку. Бретанец свалился на пол без сознания. Он так и не успел решить в тот раз, кто ему больше импонирует: такие, как Ратмир, или такие, как Бров. Ратмир взял его револьвер и кинжал. Огляделся. Прошел по карнизу до двери теплушки. Поднял засов. Крикнул: «Приготовьтесь!» Затем вернулся на площадку — и сорвал стоп-кран. Вцепился в перила: чтобы удержаться на ногах. Скорость была большая, торможение длилось несколько секунд. Состав еще не успел остановиться, когда Ратмир спрыгнул с площадки и побежал к следующему вагону. За спиною он слышал скрип откатываемой двери. Над ограждением тормозной площадки второго вагона показались головы в камуфляжных головных уборах. Ратмир открыл огонь. Надсмотрщики упали. Открыть дверь следующего вагона не помешал никто. Мимо промчались освобожденные им товарищи. Кто- то кричал на бегу: «Ребята, вперед! Надо других обезоружить!»

События развивались стремительно. Надсмотрщики почти не оказали сопротивления: разве что два-три пистолетных выстрела в разных концах. Но конвоиры-сардукары, которые ехали в отдельном вагоне, открыли плотный огонь. Стреляли они из узких окон, взять их было абсолютно невозможно. Повстанцы гибли один за другим. Человек пятьдесят легло в пыльный бурьян по обеим сторонам насыпи, пока Атог с незнакомым могавком сумел пробраться к сцепке, отцепить вагон конвоя и на несколько метров оттолкнуть его по рельсам. Тогда повстанцы навалились общими силами. Вагон опрокинулся под откос.

— Люди! А теперь — все в разные стороны! — крикнул Ратмир.

Подбежал Виолет, сжимая трофейную винтовку:

— Все удалось, пора и нам уходить! — крикнул он. — Наши уже собрались.

Спустя несколько минут на путях остались только пустые вагоны. И еще один вагон, опрокинутый, — рядом с путями: под насыпью. Сделалось тихо. Кто желал, — мог услышать звон кузнечиков в пыльном бурьяне, свист ветра, даже плеск ручейка за деревьями. Но вряд ли кто услыхал, как последняя, совсем небольшая группа людей в изорванной грязной одежде