– Ты просто очень закоснелая.

– Если Альберт Эйнштейн не знал, в чем смысл жизни, ты тоже не можешь это знать.

Джош отвернулся, и Лори, схватив его за руку, вздохнула.

– Извини. Сегодняшний день выдался нудным, и вся неделя была тяжелой. Я не хотела вымещать все на тебе.

Повернувшись к ней, Джош криво усмехнулся.

– А для чего еще нужны братья?

Лори стиснула его в объятиях.

– Мне просто нужно прийти домой, полежать в горячей ванне, расслабиться вместе с Мэттом и посмотреть пустую комедию. – Она взяла с прилавка свою сумочку. – Я тебе еще позвоню, хорошо?

Джош кивнул.

– И в следующий раз мы обязательно обсудим твою дурацкую религию.

Он рассмеялся:

– Договорились.

Помахав брату рукой, Лори вышла на запруженную людьми улицу. Утром на работу она доехала на метро, но домой решила вернуться пешком. Идти было недалеко, и Лори хотела немного размяться. Также ей нужно было время, чтобы подумать.

Лори остановилась у перекрестка, дожидаясь сигнала светофора, и рядом затормозил кабриолет. Водитель произвольно переключал радиостанции, и в радиусе целого квартала грохотал оглушительный калейдоскоп: рэп, диско, хеви-метал, альтернативный рок. Зажегся зеленый свет, кабриолет рванул с места, и Лори пересекла улицу, слушая затихающую вдалеке музыку, теперь уже примитивную попсу.

Она скучала по музыке семидесятых. Для неискушенных людей это было десятилетие диско, однако Лори увлекалась прогрессив-роком, музыкальным течением, которое шло на риск, раздвигало границы, открывало простор артистическому честолюбию и способностям. В настоящее время все исполнители были прилизаны под посредственность, боялись поднимать голову, боялись отойти от общепринятой линии и выставить себя на посмешище, и, как следствие, музыкальная сцена была неизлечимо банальной.

Искусство.

Вот что уважала Лори.

И вот почему была так счастлива с Мэттом.

Они встречались уже целый год, последние четыре месяца жили вместе, и в то время как ситуация на работе менялась в ту и в другую сторону, дома Лори была счастлива как никогда. Она считала Мэтта настоящим художником. Он создавал свои работы не ради денег, не ради славы, не ради признания собратьев по искусству.

Он это делал, потому что не мог иначе.

В одежде и внешнем виде Мэтт также не придерживался установленных правил, и это еще сильнее убеждало Лори в его искренности. Художников Сан-Франциско условно можно было разделить на две группы: щеголи, разодетые по последней моде, с затейливыми прическами, и неряхи в одежде из магазинов распродаж с растрепанными волосами. Мэтт же больше походил на торгового специалиста или государственного служащего, и то обстоятельство, что он не считал нужным подстраиваться под созданный средствами массовой информации образ художника, заставляло Лори принимать его за чистую монету.

На самом деле Мэтт работал в компании. «Монтгомери уордс». Фотоаппараты, видеокамеры и аксессуары. Деньги, заработанные с девяти до пяти, Мэтт использовал для финансирования своего увлечения: он снимал фильмы в парке «Золотые ворота» и его окрестностях с участием «найденных» актеров – людей, которым он прямо на улицах давал прочитать свои сценарии. Закончив фильм, Мэтт переписывал его на видеокассеты, которые раздавал своим знакомым и коллегам по работе с просьбой размножить их и распространить еще дальше. Лори знала, что большинство из тех, кто смотрел его работы, и не догадывалось о том, что именно он автор этого фильма. Мэтт неизменно делал вид, будто ему просто попалась на глаза какая-то низкобюджетная киношка и он хочет ею поделиться.

Лори находила это очаровательным.

Когда она подошла к дому, «Мустанг» Мэтта стоял перед входом. В приподнятом настроении Лори пересекла маленький двор и поднялась на крыльцо. Входная дверь была не заперта – как обычно, – и Лори вошла в дом. Она уже собиралась крикнуть в духе Люси Рикардо[3]«Милый, я пришла!», но затем решила преподнести Мэтту сюрприз и беззвучно прошла в гостиную.

Из туалета доносились какие-то звуки, и Лори подошла к открытой двери и увидела…

…обнаженную блондинку, которая сидела на унитазе, раздвинув ноги.

А Мэтт, ее любимый художник, стоял перед унитазом на коленях, погрузив голову между ног блондинки.

Не было ни немого мгновения потрясения, ни вообще какой-либо заминки. Ворвавшись в туалет, Лори схватила Мэтта за волосы.

– Убирайся вон! – воскликнула она. – Убирайся ко всем чертям из моего дома!

Мэтт вскочил на ноги, комично тряся застывшим в эрекции членом, блондинка принялась лихорадочно собирать свои вещи. Но Лори не отставала от них. Вонзив пальцы Мэтту в плечо, она со всей силы толкнула его в коридор и, подобрав с пола его разбросанные вещи, швырнула их ему вслед. Блондинку Лори пальцем не тронула, но продолжала выкрикивать гневные эпитеты, относившиеся к обоим. Женщина, поспешно натянув трусики и футболку, выбежала из туалета, сжимая в охапке брюки, лифчик, колготки и туфли.

Лори расплакалась. Это было чертовски некстати; ей хотелось дождаться, чтобы они покинули дом, хотелось изобразить, что она в бешенстве и ей нисколько не больно, но она ничего не могла с собой поделать.

– Чтоб ты сдох, Мэтт! – всхлипывая, кричала Лори. – Чтоб ты сдох, Мэтт! Чтоб ты сдох, долбаный извращенец! Чтоб ты сдох!

Полуодетые, Мэтт и блондинка пробежали по коридору и выскочили на улицу. Они не потрудились закрыть за собой дверь, и Лори успела мельком увидеть, как Мэтт неуклюже забирается в машину и возится с ключами. Захлопнув дверь, она заперла ее на щеколду.

Наконец женщина обессиленно сползла на пол и прислонилась к твердому холодному дереву. Все произошло так быстро… Еще какую-то минуту назад она была счастливой, возбужденной, готовой расслабиться в обществе Мэтта и начать отдыхать; и вот уже вся ее жизнь перевернута вверх дном. Любимый мужчина предал ее, и Лори казалось, что ей выпотрошили внутренности. У нее не было времени подумать, осознать произошедшее; ее просто бросили в воду и заставили плыть.

Она сидела на полу и плакала. Через какое-то время слезы прекратились. Боль не утихла, но уже не рвала сердце, превратившись из незваного пришельца в частицу ее организма, и Лори могла с нею справляться. Встав, она вытерла глаза, вытерла лицо и прошла в гостиную. Подойдя к унитазу, поморщилась с отвращением, чувствуя, что ее вот-вот вырвет, и спустила воду.

Она тщательно вымыла руки, отскоблила их, затем прошла в спальню и обессиленно упала на кровать. Ее по-прежнему трясло от ярости, однако под яростью зияла пустота. Мысли лихорадочно носились, в памяти мелькали образы последних месяцев, проведенных вместе с Мэттом, и она старалась понять, могла ли предвидеть надвигающуюся катастрофу.