Нее этой жизни, увы, не было. И мне было стыдно: у меня есть жизнь, а я не знаю, что с ней делать! Ей хоть бы денёк – Она бы точно знала как его провести. Да пусть бы Она ударила меня за то, что время идет, а я то ли жду непонятно чего, то ли просто нагло сижу на ровном месте. Я и ждала, и надеялась, имея маленький огонечек веры, при этом сохраняя чувство отверженности и нескончаемости этого периода смертной тоски. То, что было со мной тогда трудно описывать. Я помню, как свернулась калачиком и скулила, умывая лицо слезами. Маленькой рыбке было больно биться об лед, маленькой птичке было трудно вить гнездо. Слезы лились от чувства безысходности. И тогда я почувствовала, как бьется мое сердце. Живое. Я еще могу все изменить, могу, как минимум, дышать, что-то делать, жить, даже если тяжело – отпустить тяжесть; даже если грустно – пересилить грусть. А тот камень, что упал вглубь моей души, до сих пор лежит там, на самом дне, но теперь мне уже хватает сил его нести, я не чувствую того груза.

В тот её день рождения я долго стояла, глядя в глаза на фото, но уже не пытаясь сдержать слезы. Мне было снова больно, но эта боль была не моя. Это была её боль, которую она оставила на земле. А надо мной было бесконечное небо. А завтра был мой день рождения.

Она была для меня символом надежды и силы, но чуда не произошло. Приходилось обретать эту веру заново. Прощать обиду, ведь обижаться не на кого, отпускать боль, ведь это лишь еще сильнее терзает душу. Нужно было оставаться и продолжать бороться, любить и верить, несмотря ни на что! Нужно было любить жестокий мир и наслаждаться такой быстротечной жизнью! Нельзя было жаловаться и переживать по пустякам.

То, о чем я мечтала больше всего – не сбылось. Ее больше нет. Мир казался жестоким. Я помню, как смотрела на детей, пытаясь увидеть в них, зачем они живут, и на стариков, в поисках готового ответа на тот же вопрос. Но это так и оставалось непостижимой тайной. Быть может, даже если бы мне сказали ответ, я бы не поняла. Быть может я не пойму и сейчас. Я думала, что жить нужно, чтобы что-то чувствовать, наслаждаться. И обнадеживая себя грядущим счастьем, жила дальше. А потом, когда все стало на круги своя [и при чем как нельзя лучше], один мой друг сказал: «любая эмоция – это уже и есть жизнь». Кажется, мы поняли не только друг друга, мы поняли чуть ли не всю жизнь – такую красочную и наполненную для нас.

В мгновения особой печали я начинала перечислять все то, что мешает мне быть счастливой, все причины печали. Список был долгим [слезы наворачивались]. А потом я останавливалась и говорила «но за то» и пыталась вспомнить все, что помогает мне быть счастливой, все, что может уравновесить мою жизнь. Я знала, что пусть плохое и есть, «но за то» близкие живы и здоровы, я изменила свою жизнь, я снова начала писать стихи. Но списки хорошего в моей жизни, к сожалению, были ничтожно малы в сравнении со всем, что печалило [слезы неумолимо катились по щекам]. И я начала заставлять себя ценить каждый миг. Снова. Искать каждый день то, что будет радовать, заставлять меняться, просыпаться, двигаться, думать, писать и читать. Искать счастье!

Было тяжело находить хорошее и бороться с плохим. По крупице я бросала на одну чашу весов всё то злато, что находила в жизни, и по соринке выметала плохое. А потом постепенно сил становилось всё больше, а самородки и бриллианты попадались всё чаще. Единственной отрадой стала для меня добыча счастья. Хорошего стало больше в разы. Плохое? Я и не знаю, что сказать на этот счёт – все развеялось.

Мораль XII: в мире есть некий баланс – только благодаря контрасту мы знаем, что такое «хорошо», а что такое «плохо». Есть лучшее, что может быть более весомым и сделать печальное менее значимым. И так во всём.

Кто знает, что будет дальше? Что будет после смерти? Один ученый говорил, что там за гранью нет ничего – черный экран, но при этом вел себя так, будто проживет триста лет, даже не сто, или научится путешествовать во времени. Осознавая, что у меня есть жизнь, что у меня есть масса возможностей, я не хочу тратить её на разочарования, обиды, тоску. Я знаю, что есть Та [и Тот, и не одна, и не один], кого нет, кто имея хоть еще день, сделал бы так много. Мне было бы стыдно перед ними намеренно марать и портить себе жизнь.

Мы иногда таким глупым вещам столько внимания уделяем, столько времени бессмысленно тратим. Портим себе нервы, а потом задаемся вопросом, а зачем? О чем сожалеют умирающие вы читали11? Вам же обидно, когда время путевки вышло, а вы не на всех интересных экскурсиях побывали? Только это жизнь. И еще раз ради экскурсии и так «потому что понравилось» может в этот мир и не вернемся…

А возродили меня после той черной [взлетной] полосы именно мысли о смерти. О том, что все это однажды закончится. Нужно успеть. Нужно попытаться надышаться. Видишь, небо, я живу!

Просто, когда вам жутко плохо, подумайте о тех, кому хотелось так же решать проблемы, грустить и радоваться, работать и отдыхать. Но судьба решила иначе. Им бы хоть денек… А у вас он есть! И, судя по всему, даже не один.

И тогда я поняла, что расстоянию не забрать моих друзей и одиночеству не забрать моей тоски.

Я купила билеты на поезд и поехала к подруге в гости. Жила она в скромном общежитии с прекрасными подругами. Погода была отвратная – гололед и дождь. Я приехала на одну ночь, но как этого было много. Я расчесывала её волосы и советовала её все же принять знаки внимания того молодого человека, которому она нравилась, я гуляла с ней по новому городу, чувствовала то наше с ней родство и свободу. И все у них было после хорошо. И у меня расправились крылья. И потом я стала все чаще покупать билеты на разные поезда.

И в один из холодных вечеров забрела я в одну уютную якобы кофейню, где нашла отменный бар и прекрасного бармена, который томными вечерами слушал мои душевные истории