Джейк задумался над прочитанным. Как случилось так, что бедный актер стал состоятельным человеком? Каким образом он мог зарабатывать на ученых? Не говоря уже о том, чтобы разбогатеть. По его представлениям, актеры, за редким исключением, всегда жили на грани нищеты. И при чем тут ветряная мельница? Может быть, это намек на Сервантеса? Грин, кажется, жил примерно в то же время. «Посмотреть про Сервантеса», — сделал для себя пометку Джейк и продолжил чтение.

«Было время, когда житие мое было тяжкое, потому ходил я по деревням и городам и играл на „fardle“…»

Что еще, черт подери, за «fardle»? Джейк отправился в ближайший отдел словарей и выяснил, что это «средневековый струнный музыкальный инструмент, похожий на мандолину».

Затем Актер рассказал, что когда-то он был бедным кукольником, но сейчас дела у него идут значительно лучше: «Одна только моя доля игровой одежи стоит поболее двухсот фунтов». Очень интересно. Сегодня это несколько тысяч. Покупали ли актеры свои огромные гардеробы сами, или же те принадлежали театральным компаниям? Джейк пожалел, что он так мало знает о елизаветинской культуре.

Тем временем бесстрашный Роберт задавал вопросы Актеру, который продолжал перечислять свои заслуги: «За мои роли Дельфиуса и короля Фей я знаменит поболее, чем кто-либо из ныне живущих. Я показал двенадцать подвигов Геракла и поставил три сцены, в которых дьявол восходит на небеса».

«Я могу сложить прекрасную речь, — продолжал хвастаться он, — потому был Сочинителем, несшим мораль, это я насаждал ее в людские умы, это я семь лет был единственным, кто говорил за марионеток».

В качестве доказательства он продекламировал следующее:

Люди не ценят

Того, чему их учит мораль.

— Большое дело, — пробормотал Джейк презрительно. Чему учит мораль? Похоже на Ральфа Рида.[5]Он никак не мог понять, почему Десмонд Льюис заинтересовался этим произведением. Дальше он прочитал о том, как Актер взмолился, точно ноющий неофит, ждущий похвалы: «Разве это не замечательное житие для мужа, могущего без подготовки складывать рифмы и говорить их? Если ты будешь делать это, ты сможешь получать больше». «Нет, мне и так достаточно, — ответил Роберто, — но как ты хочешь меня использовать?» «В создании пьес, конечно. Тебе будут хорошо платить, если ты согласишься».

«Интересно, — подумал Джейк, привыкнув наконец к языку. — Этому парню были нужны пьесы. Если перевести его слова на человеческий язык, он сказал: „Доверься мне, добрый человек. Напиши для меня несколько пьес, и я сделаю тебя богатым“».

Джейк решил, что он не слишком похож на актера. Скорее он был чем-то вроде елизаветинского театрального агента.

Джейк принялся стенографировать в своем блокноте: «Мог ли этот „игрок“ быть тем, кто находил борющихся с нищетой писателей и покупал у них пьесы, обещая взамен щедрое вознаграждение и исполнение мечты. Совершенно очевидно, что этот персонаж Роберта Грина выдавал себя за сочинителя. Хотя не вызывало сомнений, что он им не являлся. А еще он открыто признавался в том, что готов использовать, то есть эксплуатировать, других».

Джейк вспомнил, что слышал от своих коллег из средств массовой информации, что этот термин — «игрок» — используют в современном Голливуде, когда речь идет об успешных ловкачах от искусства. Это вполне сгодится и для описания агента.

«А также героя из „Крупицы ума“ Грина», — подумал он.

Может быть, Льюис пытался раскрыть сущность литературных агентов Елизаветинской эпохи? Или даже Голливуда?

Кто из живших в то время претендовал на звание поэта и драматурга? И к тому же был «значительной» личностью?

Джейк сделал для себя пометку и стал читать дальше: «Да, не верь им; ибо среди них появился Ворон-Выскочка, украсившийся нашими Перьями, с сердцем Тигра в шкуре Игрока, который считает, что способен потрясать своим напыщенным белым стихом не хуже лучшего из вас».

Вот оно: Ворон. Но кто он, этот выскочка, и на что намекают строчки, ему посвященные?

«Совершенно очевидно, что Грин был чем-то возмущен», — подумал Джейк, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза, как делал всегда, когда ему требовалось сосредоточиться.

Потом он взглянул на часы. Пришла пора отправляться в новое путешествие по улицам Лондона со всеми их препятствиями и опасностями.

К своему облегчению, он не заметил преследовавшего его ранее мужчину, когда возвращался на Денмарк-стрит. Однако его пугало знание о том, что он где-то есть. Имеет ли это какое-то отношение к исчезновению Десмонда Льюиса? И если имеет, то какое и почему?

По-женски. Он всех милей мне — значит, лучше всех…

У. Шекспир. Два веронца

(Перевод М. Морозова)

Беркли, Калифорния, конец октября

Мелисса Флеминг вышла из электрички и начала пробираться сквозь вечернюю толпу, стараясь успеть на автобус, который доставит ее домой, в Эшли. Вне всяких сомнений, сегодняшняя встреча была проведена в воспитательных целях. Она знала, что ее исследовательская работа полностью соответствовала общепринятым нормам, проблема была не в этом. Впрочем, ее никто не назвал бы консервативной, ни в коей мере. Просто дело в том, что ее преподаватели, как большинство людей их профессии, не одобряли, иногда весьма яростно, «инакомыслия» в том, что касалось преподавания, и в еще большей степени — докторских диссертаций. После того как ее сурово отчитали — дважды — за предложенную ею тему, призванную раскрыть очевидное влияние некоторых малоизвестных писателей Елизаветинской эпохи, таких как Флетчер и Нэш и особенно Мэри, герцогиня Пембрукская, на развитие театра, Мелисса решила сдаться на милость традиционных тем и больше не отступала от неизменных и проверенных идеи. В конце концов, степень — вещь важная. А потом, как ей казалось, можно будет изучать все, что захочется. Поэтому она сделала то, что ей велели.

Она даже пошла дальше и провела сотни ночных часов, работая над документами для руководителя своего диплома, доктора Скофилда, который возглавлял кафедру Елизаветинской эпохи. Его новая книга должна была вот-вот выйти в свет, и Мелисса очень за него волновалась, впрочем, в неменьшей степени она гордилась собственным вкладом, хотя и знала, что ей не суждено разделить и крупицы славы. Впрочем, доктор Скофилд обещал упомянуть ее на странице с благодарностями, а это все-таки лучше, чем ничего.

Но после сегодняшнего заседания Мелисса увидела для себя новую блестящую возможность: направление, согласующееся с ее собственной работой; то, которое поддержит даже ее наставник доктор Скофилд. В любом случае, ей нужно съездить в Лондон, чтобы провести там исследования, необходимые для диссертации. А лучшего времени, чем сейчас, когда отец там, не придумаешь — по крайней мере, он пробудет в городе достаточно долго для того, чтобы она смогла завязать нужные связи и получить возможность действовать дальше самостоятельно. Идеальный момент. Город Диккенса, знаменитых королей и поэтов, с его славной историей и тайнами — неожиданно она подумала, что и сама не знает, почему так долго откладывала эту поездку. Мелиссе не терпелось сообщить отцу, что она решила к нему приехать. Она не сомневалась, что он не будет против. Она даже может оказаться ему полезной.