сразу всё, до последних козырей. Шептали, что при штурме советского посольства в США, оно рвануло ядерным грибом вместе с мифическими хрущёвскими ядерными чемоданчиками, заложенными по всем Штатам ещё в 60-х.

Что на самом деле творится на поверхности, нам не говорили. Но по реакции тех, кто был в курсе, ничего хорошего. Результат мне известен только со слов приятеля, он остался близок к высшему руководству. Заатмосферные ядерные взрывы уполовинили рой атакующих ракет. Но вместо спутников и орбитальных станций на орбите остался лишь мусор. После ядерных взрывов в атмосферу поднялись пылевые массы. Радиация, понятно. Озоновый слой Земли разрушен. Ядерная зима. Солнца не видно. Морозы на экваторе стали нормой. Повсеместно уничтоженное бактериологическое оружие, оказалось не совсем уничтоженным. Эпидемии добили недобитых радиацией. Японию и Голландию смыло могучими цунами, вместе с кучей других прибрежных стран. Живые остались только в убежищах вроде нашего. Когда в бункере развернули грибные фермы, оказывается такие были, стало понятно, что мы обосновались тут надолго.

Приятель сказал, что отдан приказ подготовить массовый переход людей. Я иду первым. Должен раздобыть побольше денежных средств на адаптацию переместившихся, затихариться и ждать сигнала. Под гипнозом загрузили информацию по проекту. И вот я здесь.

Во время второго дубля оба сознания слились быстро, и утром я был в порядке. Сейчас процесс прошёл ещё быстрее, но и ломает меня сильнее, башка разламывается, самочувствие хуже некуда. Во рту, как будто ночевал сводный духовой оркестр, совместно с 1-ой Конной армией Семёна Михалыча Будённого. Но есть и радостные мысли. В бункере к запаху собственного, давно немытого тела уже принюхался, но как приятно чувствовать себя чистым! Подумаешь, вспотел! Душ принимал всего несколько часов назад! Умопомрачительный запах еды. После кормёжки в бункере просто амброзия, пища богов.

Открываю глаза. Я действительно в кресле самолёта. Сижу у окна, рядом отчим, у прохода мама. Мы летим в Москву. Я навсегда, родители разобраться с делами.

На откинутом столике поднос с пластиковой посудой. В одном блюдечке закуска — шпротина с четвертушкой кружка лимона. Рядом тарелка с основным блюдом. Кусок мяса, несколько кусочков картошки, ложка зелёного горошка, четвертинка маринованного огурца. К ним кусок чёрного хлеба в хрустящем прозрачном пакетике. В другом пакетике салфетка, пластиковые ложка, вилка и нож с зубчиками. Пара маленьких бумажных упаковок с жёлтой надписью "СОЛЬ" и одна с красной "ПЕРЕЦ". Квадратик с порцией яблочного джема. К нему в очередном пакете придаётся круглая булочка. Сегодня повезло, вместо чайного пакетика дали серебристую упаковку растворимого кофе. Лучший на то время растворимый кофе в Союзе. Два кусочка сахара в бумажке, такие же, какие дают в поезде. И пластиковая чашка с малюсенькой ручкой. Позже стюардесса нальёт сюда кипяток. Вот и вся еда.

Ел неторопливо и вдумчиво, наслаждаясь каждым куском. Конечно, мама готовит значительно вкуснее, но с бункерной кормёжкой не сравнить.

После еды закрываю глаза и вновь вспоминаю былое.

В первой жизни начал заниматься йогой, чтобы исправить сколиоз. В Москве увлёкся оздоровительным ушу. Во втором дубле, сразу после приезда в Москву, меня приписали к секции Вин-Чун, одной из разновидностей Кунг-фу. Вёл занятия вьетнамец. Понятно, учил людей не с улицы. Бой на близких дистанциях, броски, захваты, "липкие руки", удары коленями и локтями, ножевые техники, техники работы с буддийскими чётками, а, главное, никакого спорта, лишь грубый боевой функционал. Восстановить навыки не слишком просто, но оно того стоит. Однако нужен "деревянный человек", Му Рен Джан, тренажёр для отработки ударов.

Языки я и в первой жизни знал, во второй ещё немного подучил. Корякский не пригодился, его забыл сразу после школы. Венгерским ни разу не воспользовался за всю вторую жизнь, еле-еле что-то вспоминается. На китайском читаю и пишу, разговариваю на мандаринском диалекте. Английским владею на продвинутом уровне, однако речь с сильным немецким акцентом. На идиш общаюсь свободно, тем более он почти немецкий. Немецким владею в совершенстве. Учителя поставили диалект Кёльна. Заодно, при необходимости, могу выдать себя за выходца из тех краёв. Причём католика. Там же стоит кафедральный собор. Помню пару молитв на латыни, могу прочесть символ веры, знаю обряды и атрибутику. Это необходимо, иначе нет достоверности в легенде. В любой стране, кроме ФРГ, могу сойти за западного немца. В Германии — нет, завалюсь на мелких деталях, но там могу косить под сына немца из Макао. Впрочем, меня не готовили для нелегальной работы, а для того, чтобы по быстрому отболтаться, должно нормально прокатить.

Лететь долго, вспоминается, с чего началось. Со мной сидела Лиана, Ли Аня, Янь Ли. Отец, точнее отчим, китайский шпион. Во времена культурной революции заброшен к нам, под видом беженца. Жену с ребёнком ему подобрали из настоящих жертв репрессий. Отца забили палками хунвейбины, вдова с ребёнком согласилась бежать из страны в СССР, а человека, который это организует, выдать за мужа. Он убедил женщину, что под именем её покойного супруга всю семью примут, а иначе вышлют обратно. Легенда сработала, семью приняли. Не знаю почему, они оказались в нашем посёлке. Шпион покончил с собой при задержании. Как выяснилось, родные ничего не знали о его деятельности.

Их переселили в закрытый городок, а меня хотели внедрить агентом в китайскую шпионскую сеть. Легенда такая — два года сидел с девочкой за одной партой. Из-за неё выучил китайский язык и проникся идеями председателя Мао. Первая любовь, понимаешь. Кстати, Анька симпатичная. Длинная чёрная коса, чуть не в руку толщиной. Выразительные глаза. Смугленькая. Вполне можно было бы влюбиться. Когда её отец якобы сломал ногу, она передала возлюбленному цитатник Мао с тайнописью. Однако китайцев я не заинтересовал, хотя в Москве, от имени девушки один раз подошли, передали письмо, потом всё заглохло. Думаю, не сочли перспективным кадром. Однако кто-то в КГБ решил направить меня на спецобучение.

Вообще, в прошлой жизни с девчатами мне не везло. На службе присматривали за моральным обликом, под надзором особо не погуляешь, да и до того подруг было немного.

Ира Лукина, Ириска. Весьма симпатичная девочка. В прошлой жизни я пытался с ней гулять. Ирка с удовольствием давала себя целовать. Даже была не против потискаться. Но мама устраивала ей головомойку, и подружка бросала меня. Потом мы вновь сближались, и цикл повторялся. Только после третьего или четвёртого круга я решил больше не продолжать бесполезных попыток.

Соня Перельштейн. Чуть полненькая девчушка с кудряшками и тающими карими глазами.