– Оллан… мистер Оллан, – я совсем не привыкла к официальной речи, но похоже он спокойно отнесся к моей оговорке, либо просто не показал реакции, дабы потом припомнить в темном переулке, – скажите, у детей к какому возрасту рожки появляются?

Задумавшись, конюх пролепетал нечто вроде десяти – одиннадцати, сказав, что возраст лучше определять по хвосту – к десяти годам чернеет окончательно, а вот до этого он красный, как алая кровь.

– С чего вдруг спросила?

– Да так, из чистого любопытства. Мне же с вами жить, вот и узнаю втихую от вас.

Городская обитель медленно, но верно сменялась обителью лесной. Густые деревья и избитые тропы, рогатые зайчики и рыки нечисти вызывали чувство дикого интереса, нежели страха. Один такой пушистенький «зайка» прямо на моих глазах перегрыз глотку пернатой животине. С хрустом и почмакиванием вкушая трапезу, он вылизывал трепыхающееся тельце несчастной и, как мне показалось, нацелился на гнедого, отчего конь был явно не в восторге. Гневно фыркнув, он топнул копытом и прошествовал мимо с гордо поднятой головой, всем видом показывая превосходство.

– Какие у вас тут… «зайки»…

– Какие? – Конюх смеялся в седле, нервно дергая себя за бороду.

Походу дела я ему доставляю истинное удовольствие своим незнанием и бурной реакцией на все происходящее. Конечно, а вы как хотели? В моей памяти образ милого зайчика ассоциируется с безобидным пушистиком, но никак не с хладнокровным пожирателем птичек и поедателем падали. Да и такой вопиющей наглости, как нацелить свою кровавую морду на моего коня, я не ожидала.

– Пушистенькие…какие еще. – буркнула я в ответ, стараясь не смотреть на сцену жертвоприношения. – А белочки у вас тут тоже со сдвигом в эволюции? Или природа-мать только этих тварей «одарила» кровожадностью?

– Белочки, моя госпожа, – с угрозой прошептал конюх, – обычно глотки не перегрызают. Для них лакомством являются глаза несчастных жертв, что соизволили быть настолько наглыми, чтобы остаться на ночь в лесу, принадлежащем нечисти…

Драматическая пауза, холодный пот, буря эмоций на моем лице…все это вызвало дикий хохот. Минут десять этот конюх еще ржал на пару с конем, при этом стараясь не смотреть мне в лицо. Я же надулась до состояния шара и извергала гневную речь по поводу поймать и обезвредить гада, что над невинной дивчиной соизволил шутить. Зайка тем временем закончил трапезу. И как бы не смешно, но грустно. Вместо птички мог оказаться и ребенок. Человеческий ребенок, особенно когда такие твари добирались до наших городов, вгрызаясь в глотку всему, что проходило мимо.

– Не обижайся, принцесса. Ты многого еще не знаешь, так что уж прости меня старого за подколы глупые. Но, если на чистоту, ты так забавно возмущаешься…

– Э-э-э-й!! – возмутилась я скорее для приличия, нежели от негодования и присоединилась к хоровому смеху. Все-таки не такие уж они и страшные, хоть и рогатые, и краснокожие, но это ведь только внешние отличия…

– Я хотел бы показать вам одно место, принцесса, – учтивым голосом позвал меня за собой мистер Оллан, при этом все еще посмеиваясь, – думаю там вы сможете побыть одна, коли храбрости да боевого духа поднаберетесь на досуге, чтобы уж нечисть-то и не бояться более… Она в этих местах не опасна, а такие вот клыкастые твари только на мелочь нападают…

– Ну коли одна, то вы ко мне на кашу с чаем приходите, ох заварочка у меня будет мухомористая, посмеюсь я над вашими мучениями всласть…

– Я вообще-то слышу, принцесса.

– Да что вы говорите… вам послышалось, сударь…послышалось. Но про чаек не забывайте…

– Коли в гости позовешь, то чур я со своей заваркой к вам на мухоморы.

Постепенно этот старик начинал нравиться мне все больше и больше, не смотря на юмор и колкий язык, он показался мне существом сильным и справедливым. А где справедливость, там и благородство, так что толика доверия в его копилку с моей стороны-таки упала. Через несколько щепок мы вышли на тропу, что вела вглубь леса. Прошелестев меж кустов и заставив гнедого следовать за конюхом, я совсем не ожидала увидеть в таком месте дом. Правда заброшенный и покосившийся, совершенно без забора и дверей, но как ни крути – дом. Рядом журчал ручей с пресной водой шириной в приличный ров (про глубину даже знать не хочу), сгнившие мостки и бревна давно не использовались по своему прямому назначению, но земля была хорошая, я бы даже осмелилась сказать, пригодная для выращивания всякой сельскохозяйственной культуры.

– Когда-то это место принадлежало моему знакомому. Сейчас тут, как ты сама понимаешь – никого. Приходи сюда, когда пожелаешь – дверь я завтра поставлю, да и крышу мы с ребятами починим. Но не говори об этом никому. Иначе у тебя это место сразу же отнимут. Делай тут что хочешь – земля больше никому не принадлежит.

Единственное, что я могла сказать в ответ на происходящее – это «спасибо». Но других слов и не надо было. Оллан все понял, тихо улыбаясь себе в бороду и наслаждаясь моей реакций. Вернувшись во дворец, я все следующее утро размышляла о том доме. По просьбе Оллана я не буду посещать это место еще несколько дней, пока там дверь не поставят и в пригодность крышу приведут. Почему он так добр ко мне? Я же человек, которого все ненавидят и призирают за мое происхождение… Так что за скрытый смысл в его действиях? Или же нет его вовсе и он действительно желает помочь…но какова причина? Я не верю в благородство и на данный момент не хочу даже начинать пытаться верить – эти существа для меня загадка. Как их происхождение так и их цели. В каждой голове свои тараканы, но за некоторые мысли они могут поаплодировать и стоя, при этом топнув ножкой на последок уходящему в спячку рассудку. Митька мирно посапывал в углу, при этом переворачиваясь с одного бока на другой и растопыривая маленькие перепончатые крылья. Он то выпускал огромные когти, то снова прятал – в таком состоянии, каким бы милым это существо не казалось, его лучше не трогать. Нюх то у него может и отличный, да кто знает, что может этому монстрику присниться этой лунной ночью. Взобравшись на подоконник, благо широкий, есть куда примостить свои прелести, я уставилась на небесное светило, словно волк в заснеженную ночь посреди леса.

Гасли последние огни города, закрывались торговые лавки, матери загоняли детей в дома и гнали животину ко двору. Из местной харчевни доносились голоса далеко не первой трезвости и скрипучие гуслярские баллады. Ровно в полночь стражники совершали обход. Огромные, мощные, высокие войны, словно дикие животные со всей своей грациозностью осматривали каждую улочку. Их тонкие, узорчатые рога, при взошедшей луне отражали свет, поэтому ночью их всегда обматывали тканью, дабы ненароком не выдать своего места нахождения. Кончики длинных хвостов у простых нелюдей обычно волочились по земле, поэтому стражники их тоже прятали, каким образом они их крепили и к чему мне доселе не известно, но любопытно. Надо будет у Оллана спросить, хоть посмеется над моей безграмотностью относительно их расы, но в конце, надеюсь, расскажет, что к чему.

Стражники поймали какого-то не особо трезвого крестьянина за рога, увернулись от бесполезных и бестолковых ударов, скрутили обидчика и уволокли за пределы моего видения в неизвестном направление. Судя по многозначительным воплям, эти же стражники умудрились таки поймать еще кого-то и показать, что местный «напиток счастья» обычно приводит к раскаянию и убиению совести в темнице на пару с крысами, нежели к веселой и беззаботной семейной жизни у женушки под крылышком.